Российские контрактники в Чечне

Российские военнослужащие-контрактники появились на первой чеченской войне зимой 1994-1995-го. Но в декабре воевали, как правило, солдаты, прибывшие служить еще в мирное время в мирные части. Естественно, настрой этих парней, оказавшихся в пекле, был соответствующий: «Послали черт знает куда непонятно за что умирать».

Профессионалов, прошедших Афганистан, «горячие точки» бывшего Советского Союза и Югославию, было сравнительно мало, поэтому они погоды не делали. Этих первых в Чечне, как правило, уже нет: если не погибли, не были ранены и вывезены, то выведены вместе со своими частями. С января-февраля 1995-го воевали все больше те, кто осознавал, куда едет: на войну.

Эти новые контрактники делятся на две категории: поехавшие на войну заработать и воюющие по личным мотивам. Личные мотивы простые: отомстить за погибших от рук чеченцев родственников и друзей. В Тверской отдельной мотострелковой бригаде, что стояла под Шалями, я познакомился с «контрактером»-сержантом, командиром танка Т-80 Романом из Курска: так он мне представился.

За свои тридцать два года Роман ради получения квартиры сменил множество профессий. Был строителем, омоновцем, служил в охранном агентстве. Начинал же вообще музыкантом, ударником вокально-инструментального ансамбля, в котором пел ставший широко известным впоследствии Евгений Белоусов.

Обычная жизнь кончилась, когда зимой в поселке под Курском двое чеченцев убили двоюродного брата Романа. Тот время от времени пускал на постой коммерсантов-чеченцев. Когда началась война в Чечне, он отказал им «по патриотическим мотивам». Те сбросили его с моста…

Чтобы не пустить Романа мстить за брата, жена порвала его военный билет. Он дождался благоприятного случая, отправил ее с детьми отдыхать на побережье Черного моря, а сам двинул в Чечню.

Тех, кто ехал воевать исключительно с меркантильными целями, оставалось все меньше, поскольку становилось ясно, что никакие деньги не стоят этого кровавого ада. К тому же слухи о невыполняемых государством условиях контракта распространялись быстро. А кому хочется рисковать собственной шкурой, и в итоге же быть еще и обманутым?

Оставались «фанаты» и те, кому просто некуда податься: безработные, бессемейные, бездомные, не имеющие планов на будущее. Как выразился один из офицеров: «обитатели канализационных люков». Последние, как правило, дисциплиной не отличаются, любят выпить и совершить «ченч» с чеченцами: «Мы вам что-нибудь из военного имущества, вы нам водку». Это не всегда заканчивается традиционной гауптвахтой, которую во многих частях заменила глубокая яма, сооруженная по принципу азиатских тюрем-зинданов: решетка высоко нал головой, убирающаяся лестница, клочки соломы на земле вместо подстилки. Бывает и хуже.

В плен не брать!

Заповедь у контрактников на этой войне одна: воюй и в плен не попадайся.

Поскольку дудаевские боевики, которых здесь зовут «духами», моджахедами, «чехами» и «нохчами» (от самоназвания равнинных чеченцев «начхой», что означает «наш человек»), контрактников в плен не берут. Мол, наемники, с вами разговор короткий.

Российским контрактникам в Чечне надеяться не на что и не на кого. Шведы из Международного Красного Креста, которых можно увидеть в очередной раз пробивающимися в грозненский «фильтр» или развозящими на своих белых джипах по горным селениям медикаменты, пока никак не засветились заботой о пленных российских солдатах.

Конечно, можно возразить, что дудаевцы неуправляемы, что конфликт внутренний, поэтому нормы международного права здесь не действуют. С другой стороны, блок-пост 245-го МСП был вырезан за одну ночь боевиком из Украины. Одетый в форму офицера российской армии, со всеми необходимыми документами, он представился отставшим от колонны и попросился переночевать. Пустили…

По разным данным, у Дудаева воевало порядка трехсот бойцов из Украины, из Афганистана, даже русские. Эти люди, в свою очередь, иллюзий насчет своей дальнейшей судьбы в случае плена также не питают. Из рассказов российских военнослужащих известно, что порой пойманных в боевой полосе с оружием, таких наемников даже не доводят до начальства: «шлепают» на месте. Хотя сами эти боевики себя наемниками никогда не называют, а только «добровольцами».

Крепостные чеченской войны

Действующее российское законодательство предусматривает заключение контракта на службу в армии на три и пять лет. Уволиться до окончания предусмотренного срока можно только по «волчьим статьям»: «за дискредитацию» (то бишь откровенное хулиганство и пьянство) и «несоблюдение условий контракта со стороны военнослужащего». Вторая формулировка помягче, но означает она тоже самое, что и первая: систематическое нарушение воинской дисциплины и нескрываемое «забивание» на службу.

Как ни парадоксально, но вернуться с войны контрактник может только по этим двум статьям.

Почему? Не является медицинским секретом, что редко кто психологически или физически выдержит бессменную трехлетнюю войну. Отпуск не спасает даже при нынешнем раскладе: за каждые три месяца пребывания в зоне боевых действий военнослужащему по контракту полагаются дополнительные десять дней. Многие ошибочно полагали, что после каждых трех месяцев они смогут хоть чуть-чуть «оттянуться» в мирной жизни. Возможно, в первоначальном «гуманном» варианте так оно и было.

Но какой командир отпустит солдата или сержанта в отпуск из реальной боевой обстановки, когда в части хронический некомплект личного состава, усугубившийся к тому же потерями? Кто даст гарантию, что, наевшись за три месяца фронтовой романтики, он вернется в свою «родную» часть? Реально можно съездить домой только через шесть месяцев.

Но в Чечне и этот вариант тоже, как правило, не проходит. Многие не оказываются дома даже после ранения, если оно не было тяжелым и ты отлежался в медсанчасти милого сердцу полка.

В начале войны думали только об одном: где набрать людей на более-менее нормальных условиях, заманить их. О выполнении этих условий, похоже, никто не задумывался, да и не думает до сих пор. Тогда, в декабре-январе, на свет появлялись контракты на три и шесть месяцев — не подтвержденные ни нормативными документами, ни президентским указом. После спада боевых действий министром обороны эти контракты были признаны незаконными*.

Единственным документом остается контракт на руках военнослужащего, подписанный командиром части, в которую тот приехал служить и воевать. Но против государства, как против лома, нет приема: мне приходилось разговаривать с людьми, которым объявляли, что «подпись на контракте не является подписью командира, кто-то расписался за него. А кто неизвестно». Так появились на этой войне «крепостные».

Даже после истечения срока контракта военнослужащий не имеет права покинуть часть без соответствующего решения командира, иначе будет считаться банальным дезертиром. Да и куда он денется в Чечне, где контрактники дудаевцами объявлены вне закона? В итоге, чтобы вернуться домой, человек сам на себя пишет телегу: мол, «прошу уволить из-за несоблюдения контракта с моей стороны». Командование, скрипя зубами, подписывает «прошение».

А может и не подписать: куда ты, дорогой, денешься? Валять ваньку во время перемирия тебе еще могут позволить, но на боевые все равно пойдешь как миленький. Тут дело даже не в угрозе уголовной статьи и военного трибунала. Совесть не позволит: каждый человек на счету, и если закосил, то друзья будут воевать за себя и за тебя, парень.

Вольные «недоноски»

Но если даже рапорт на увольнение командир подпишет, солдат теряет в деньгах и льготах, причитающихся ему за участие в боевых действиях (правда, двойной оклад, «окопные» в размере сорока пяти тысяч рублей в сутки и выслуга один месяц за три у него сохраняются). В среднем за шесть месяцев войны сержант например командир БМП, оставляет в подарок Минобороне порядка трех миллионов рублей.

К тому же с «волчьей» статьей в личном деле ему будет затруднительно устроиться в воинскую часть где-нибудь в мирной России. Единственная надежда на толковых новых отцов-командиров, которые смекнули: уволен «за несоблюдение», а в личном деле одни благодарности что-то здесь не то…

Воевали и воюют в Чечне части, прикомандированные к Северо-Кавказскому военному округу из других округов. В частности, Московского. Военнослужащие этих частей получат зарплату за время, проведенное в «горячей республике», только на месте постоянной дислокации. По условиям контракта, полагается отправлять причитающуюся сумму в военкомат по месту жительства семьи контрактника, где его близкие каждый месяц должны ее получать. Должны…

Задержки выплат достигают как минимум два-три месяца. Причем финчасть может клятвенно утверждать, что деньги она выслала, а военкомат их замылил. Но если твои родные все-таки получили хотя бы часть денег, считай, что тебе крупно повезло. Большинство вообще их увидит только по возвращению. К тому же, как было сказано выше, поскольку реально вырваться со своим «недоношенным» (как называют их в Чечне) контрактом можно только с «волчьей» статьей, то надбавку тебе срежут.

Причем не за последний месяц, когда рапорт написал, а за все шесть. Вот отсюда и набегают эти три миллиона рублей, которых лишится «недоношенный» контрактник. В среднем на руки «шестимесячный» получит около семи миллионов рублей. Но как рассказали мне контрактники Тверской отдельной МСБ, уволившиеся описанным способом, реально они получили денег еще меньше: вместо обещанных сорока пяти тысяч суточных или «окопных», им начислили по тридцать тысяч рублей.

Очередные грабители

Но проблема заключается еще и в том, как благополучно довести полученные деньги до дома. Бандиты, промышляющие в электричках, направляющихся из Твери в Москву, начали охоту за возвращающимися с деньгами контрактниками: «кинули» одного — шесть лимонов в кармане. Контрактника Д., не дождавшегося денег (иные в Твери сидят по месяцу в ожидании выплат), тормознули уже у самой Москвы. Бандиты сделали это с остроумной формулировкой: «Плати за въезд в столицу нашей Родины». Когда выяснилось, что денег у контрактника нет, ударили по голове и сбросили с поезда.

Парню повезло — остался жив. И, отлежавшись, Д. прихватил с собой родственника офицера ФСБ, снова отправился в денежную эпопею. Те, кто сумел вырваться из «крепостных» чеченской войны, не особо клянут обманувшее их государство: главное, что вернулись живыми. Что касается денег, то они уходят быстро. Купили семье одежду, телевизор японский с видеомагнитофоном… И нет больше миллионов, громко звучащих, но на деле в нашей инфляционной жизни мало что представляющих…

Впрочем, о причитающемся начинаешь думать только тогда, когда «вертушка» из пыльной Ханкалы стремительным броском на бреющем доставит тебя в Моздок. Где деньги снова становятся деньгами, где не можешь привыкнуть к отсутствию развалин и стрельбы. Миллионы уйдут сквозь пальцы, как вода, ты забудешь о них. А война всегда останется в тебе. И чем дальше она будет, тем настойчивее станет врываться по ночам в сны. И ты поймешь, что на войне деньги зарабатывают не те, кто воюет.

Олег Татарченков. Солдат удачи №1 за 1996 г.