Тропой «Гюрзы». Вторая чеченская война.

11 сентября 1999-го разведчики морской пехоты Черноморского флота под общим командованием тогда еще майора Вадима Клименко прибыли в район, непосредственно прилегающий к границам свободной от всех законов — и человеческих, и государственных — Ичкерии. Черноморцам предоставили три недели для дополнительной подготовки, доукомплектования и обмена боевым опытом с другими спецподразделениями. А затем для них началась настоящая война.

Чечня проверила боем сотни тысяч человек в погонах. Российские военные приобрели навыки крупномасштабной контртеррористической операции. Другое дело, когда из-за явной неподготовленности «линейных» частей матушки-пехоты, Внутренних войск приходилось бросать в бой разведку да спецназ, явно не предназначенные для войсковых операций.

Но не от хорошей жизни специалисты в области ведения войсковой разведки составляли в годы первой и второй чеченских кампаний ядро штурмовых групп, сами ходили в яростные атаки. Спору нет, нынешние реформы Вооруженных Сил по меньшей мере запоздали на 10-15 лет. Идея формирования Вооруженных Сил только частями постоянной боевой готовности сама по себе не нова. И, к сожалению, за проверенную на тысячах примеров истину — «воюй не числом, а умением» — пришлось платить русскому солдату вновь дорогой ценой.

О том, как воевали черноморские «черноберетные» разведчики, рассказывают они сами.

Из воспоминаний Героя России подполковника Владимира Карпушенко и майора Дениса Ермишко:

Первое, что приятно удивило «черные береты» в сентябре 1999 года, так это отношение к ним командования, офицеров, прапорщиков и солдат из других родов войск. Морскую пехоту на Северном Кавказе ценили еще со времен первой чеченской кампании. И среди прошедших боевое крещение в Дагестане и Чечне российских воинов не было даже намека на какую-то браваду — мол, вы, черноморцы, еще даже пороха не нюхали, а вот мы! Напротив, общее мнение было примерно таким: мы получили прекрасное подкрепление, отличных бойцов, которые никогда не подведут.

Среди спецназовцев черноморцы нашли знакомых. Капитан Oлег Кременчутский воевал в Чечне во время первой кампании. О противнике у него особое мнение:

— Враг опытный, осторожный, хорошо подготовленный, действует умно и хитро. Есть одна особенность — «духи» никогда не начнут бой, если у них не будет путей отхода. Их тактика такова: действиями из засады нанести наибольший ущерб и уйти с минимальными для себя потерями. Кстати, разведка у них работает превосходно.

Три недели подготовки к настоящей горной войне прошли в напряженном ритме. А потом Денис Ермишко, командир второго взвода с позывным «Гюрза», семь месяцев со своими разведчиками не выходил из боев. Против черноморцев действовали отряды полевых командиров Радуева, Басаева, Хаттаба. Разведчикам пришлось иметь дело с. отлично обученным, опытным, жестоким и опасным противником:

Однажды «духи» тщательно готовили засаду на разведчиков. Радиоперехват показал: интенсивность переговоров противника резко возросла. Капитан Карпушенко буквально кожей почувствовал опасность и даже показал рукой — смотрите, там, в леске, идеальное место для засады. В ту же секунду именно оттуда бандиты открыли огонь.

Младший сержант Нурулла Нигматулин из Башкирии получил пулю, едва спрыгнув с брони бэтээра… Он погиб первым из семи разведчиков-черноморцев. Весельчак, прекрасно ладивший со всеми в роте, отменный пулеметчик, ему было уготовано судьбой погибнуть за Россию в горах далекой от его родины Чечни. Сержант Алексей Анисимов, радист, сразу же подхватил пулемет Нуруллы. И, хочется верить, смог отомстить за погибшего собрата.

Первая смерть подчиненного как бы разделила жизнь Дениса-«Гюрзы». Он всей своей сущностью осознал, что на самом деле стоит за не раз слышанной фразой: командир умирает каждый раз, когда погибают его солдаты, и командир, спасая жизни своих подчиненных, бережет и свою. Ибо судьба подчас определяет им, независимо от погон, одну участь на всех.

Рота капитана Алексея Милошевича из батальона морской пехоты Северного флота вышла в горы для выполнения боевой задачи. Черноморцы для обеспечения выхода северян на задание направили свою развед-группу: старшего лейтенанта И. Шарашкина, старшего матроса Г. Керимова и матроса С. Павлихина.

Морпехи 30 декабря 1999 года оседлали сопку 1407, уже прозванную Зловещей. Это название безымянной высоты объяснялось весьма просто — с ее вершины постоянно вели огонь по нашим войскам. И по всем признакам именно там у боевиков находилось что-то вроде базы с развитой системой обороны. Комбат подполковник Анатолий Белезеко вечером произнес в эфире неуставную фразу:

— Леха, уходи с сопки.

Милошевич ответил:

— «Куб», я «Карабин». Все в порядке. Ночь продержимся…

Пожалуй, никто так и не узнает, в чем была ошибка капитана Милошевича, и был ли вообще им допущен просчет. Но около 8.30 утра «белые медведи» были окружены «духами». Жестокий бой длился полтора часа. Разведчики прекрасно видели, как их братьев-морпехов бандиты давят огнем, выбивая одного за другим. Еще накануне черноморцы заняли позицию на вершине соседней сопки. До места боя по прямой — всего два километра. Но где взять крылья, чтобы перелететь и помочь друзьям? По склонам же, по лесам до места кровавого боя добираться часов восемь. И то если торопиться и не особенно обращать внимание на засады и обстрелы. Сердца морпехов разрывались от боли, бессильной ненависти и гнева.

Душа отряда уходила на небо по каплям, и каждая — жизнью одного из двенадцати воинов «черной пехоты».

Когда первая группа черноморцев добралась до места боя, офицер доложил по радио:

— «Куб», «Куб», тут все — «двухсотые».

Ротный северян лежал, обращенный лицом к врагу. Он вел огонь до последнего вздоха. И ни один «черный берет» даже не пытался произнести слово о помощи. Тяжелораненый старший лейтенант Игорь Шарашкин приказал нескольким оставшимся в живых морпехам оставить его и отходить. Он лежал, истекая кровью. От пуль загорелся находившийся неподалеку стог сена. Офицер горел, не в силах отползти от стога. Бандиты стояли рядом и глумливо смеялись: не надейся на милость, не добьем. На той сопке «Гюрза» потерял своего однокашника по училищу — старшего лейтенанта Юрия Курагина.

С тех пор высоту называют Матросской.

«Гюрза» говорит скупо, его оценки лишены каких-либо эмоций. В глубине души русский человек сохранил свою извечную доброту. Но стоит только русскому, как говорят, хоть раз умыться кровью, увидеть смерть друзей, услышать крики раненых товарищей, он преображается. В бою наш солдат хладнокровен, беспощаден, хитер и осторожен, способен переиграть самого искусного противника, превосходно владеет оружием и непрестанно учится воевать еще лучше.

На очередном выходе на задание в горы один из морпехов был тяжело ранен. Вынести его в свое расположение не удавалось. Боевые друзья перевязали раненого, отнесли в относительно спокойное место, укрыли опавшей листвой. И затем держали вокруг него оборону, пока не подоспела подмога. Ни у одного из них даже не возникла мысль оставить товарища, отойти, чтоб не рисковать своей жизнью.

На фотографиях, как ни старайся, не увидишь разведчиков в бронежилетах. Несомненно, более надежной индивидуальной защиты пехотинца от осколков и пуль, чем бронежилет, еще не придумали. Но разведчики рассудили иначе. Сила и удача воинов разведгрупп — в маневренности, в способности быстро передвигаться по пересеченной местности. А если таскать на себе тяжелый и неудобный «броник» не один, не два, а десятки километров в горах, то многое в подвижности и маневренности можно потерять.

Денис Ермишко, пройдя войну, лично убедился, что все учебники, наставления, инструкции, боевые документы по разведподготовке воистину писаны кровью, впитали в себя опыт целых поколений.

…А русский солдат, похоже, остался прежним, словно сотканным из лучших боевых и человеческих качеств.

Из воспоминаний подполковника Вадима Клименко:

Не одними лишь орденами оцениваются заслуги воина. Суровые пахари любой войны без ошибки и точнее всех «ювелиров» из вышестоящих штабов определят содержание любой награды. Ведь не в золоте и не в серебре измеряют воины ее почетную ценность. Скромная медалька «За отвагу» из «сороковых-роковых» по негласной фронтовой иерархии подчас перевесит иной поствоенный орден.

Трижды во время боев на непризнанной войне в Чеченской Республике представления командира тактической группы Черноморского флота подполковника Вадима Клименко к награде не были реализованы. Но в награде ли дело? Он остался в живых и даже не был ранен. Там, на перевалах горной республики, он обрел проверенную перед лицом смерти дружбу. Героем России стал его друг и боевой собрат майор Владимир Карпушенко — за них за всех, и живых, и мертвых.

Для подполковника Вадима Клименко как разведчика мгновением высшего счастья были скупые слова признания после боя спецназовской элиты из «Вымпела»: среди «обычных» войск, услышал он тогда, есть равные нам профи — такие как ты, Вадим, и твои разведчики.

В морозный январь 2000-го, уже ближе к вечеру, разведгруппа возвращалась из поиска. Холод, усталость казались невыносимыми. Хотелось спать и чего-нибудь из давно забытого горячего питания. На перевале разведчики увидели заглохший трактор, в прицепе которого сидели чеченцы — женщины, старики, дети. Вскоре выяснилось: беженцы возвращаются домой из Ингушетии. Особист, он был с черноморцами на выходе, предложил Клименко: давай поможем, развезем по домам. Пока хлопотливые мамаши перебирались со своими сорванцами на бронемашину, Вадим подошел к одной старухе, помог забросить куль с вещами на верх БТРа. Вдруг он услышал, как маленький пацаненок лет четырех буквально заходится в истерическом плаче.

Командир решил успокоить плачущего мальчика, применив универсальное для всех времен и народов средство — шоколад. Тот буквально оттолкнул протянутую руку с плиткой неслыханного для простых чеченских детей лакомства. Старец вежливо и спокойно сказал Вадиму: «Не удивляйся, русский. Осенью во время бомбежки ваши штурмовики так напугали ребенка, что он испытывает животный страх перед российскими военными».

Как не посочувствовать маленькому, но уже пережившему столько человечку. комок подкатил к горлу Вадима. Старейшина заметил его состояние, сказал: «У тебя, командир, дома, наверное, такой же растет».

Разведчики в тот вечер, изнемогая от усталости, сделали пятнадцатикилометровый крюк, пока развезли всех по домам. Последней добиралась в свое жилище, приклеенное к высокой скале, лет семнадцати мамочка уже с тремя детьми. Морпехи попытались было ей помочь донести вещи и наследников до порога. Но та наотрез отказалась. Не поймет, мол, родня, если узнает, что ей помогли русские.

— На войне первым делом сталкиваешься с чувством страха за жизнь — свою и товарищей. Не боятся только умалишенные. Потом вдруг ты осознаешь, как «достала» тебя эта самая боязнь, как она мешает жить. Исподволь, день за днем силой воли убеждаешь себя: хватит испытывать страх, пора уже привыкнуть к опасности, относиться к ней хладнокровнее. Потом, после первых потерь, появляются озлобление, желание отомстить за смерть друзей и товарищей. И здесь стараешься не давать воли чувствам. В бою ведь они самый худший советчик.

Из воспоминаний офицера Павла Клименко:

«Нарезанный» в штабах срок в три месяца для черноморских морпехов второй чеченской волны завершился в июне 2000 года. «Северный» батальон с приданными черноморцами-разведчиками уходил с политых собственной и вражеской кровью перевалов и горных лесов. Впереди на бронетранспортере под ставшим счастливым для него номером 013 вел колонну командир разведывательного взвода старший лейтенант Павел Клименко. Там, высоко в горах, еще лежал снег. А на равнине уже начиналась летняя жара.

За год до этого, если бы кто-нибудь предрек взводному — мол, ощутишь не понаслышке боль из-за потерь своих людей, протопаешь сотни и сотни километров на разведвыходах, каждый из которых может стать для тебя последним, Павел просто не поверил бы. Хотя в родном Санкт-Петербургском высшем военном общевойсковом командном училище командир взвода старший лейтенант Рогоженков едва ли не каждый день курсантам повторял как молитву: готовьтесь воевать на Кавказе. Он знал, не надо быть провидцем, чтобы видеть, куда устремилась независимая от российских законов Ичкерия.

За первую чеченскую кампанию комвзвода был награжден двумя орденами Мужества. В составе сводного полка «белых медведей» лейтенант брал нашпигованные под завязку огневыми точками здание совмина и дворец Дудаева. Интересно, что бы сказал взводный командир, узнай сейчас, что именно он, Павел Клименко, сейчас, сию минуту в авангарде «чеченского» батальона его родной 61-й Киркенесской, стократно прославленной бригады?

Впрочем, братство морского десанта породнило все флоты. Надо же произойти такому совпадению, но в Чечне среди «белых медведей» встретил своего знакомого по стажировке на выпускном училищном курсе. Старшина роты старший прапорщик Багрянцев встретил его как родного, обрадовались оба. Но старый служака не преминул напомнить, как немало намучился с Павлом. Тот был курсантом, несомненно, хорошим, но, как говорят, с характером, со своим особым мнением по любому жизненному и служебному вопросу. А старшина с его опытом, по мнению без пяти минут офицера морской пехоты, придавал «слишком» много значения «мелочам» в ущерб настоящей боевой подготовке.

Время позже расставит по местам все акценты. Старший прапорщик с его педантизмом и придирчивостью окажется прав. В бою проявит себя отнюдь не трусом, будет заслуженно награжден. А уж заботами о быте подчиненных старшина занимался все 24 часа в сутки, вне скидок на полевые условия. Павел до сих пор во многом благодарен ему за преподанную науку, не прописанную ни в одном учебнике, название которой — опыт.

Вскоре после завершения боевых действий отважные «черные береты» испытали неведомое ранее чувство острой опасности. Эшелон с техникой и личным составом по дороге в Новороссийск должен был восемь часов следовать по территории Чечни. К тому времени морпехи, за исключением восьми человек выездного караула, сдали оружие. Впервые на негостеприимной территории они оказались без «калашниковых», пулеметов, снайперских винтовок. Автомат несколько месяцев был неотъемлемой частью морпеховского снаряжения. С ним не расставались ни на секунду. И, ложась спать, пристраивали АК так, чтобы мгновенно, лишь сняв с предохранителя, можно было открыть огонь.

Восемь часов десантники в эшелоне тягостно молчали. Здесь, на воюющей много лет земле, человек не мог быть одновременно безоружным и спокойным за свою жизнь, лишь автомат гарантировал душевный покой. Граница Чечни составом черноберетной пехоты была пересечена вовремя. Из враждебных степей не раздалось ни одного выстрела. Хотя полевые командиры с их отлаженной разведкой наверняка знали, какой эшелон, с кем и куда следует. Грозная слава отменных воинов сыграла роль психологического «бронежилета». И связываться даже напоследок с «белыми медведями» вкупе с «черноморскими дьяволами» не рискнули даже самые отчаянные боевики. Себе ведь дороже.

Опыт боевых действий окажется для Клименко мерилом многих ценностей в службе. Впрочем, как и ко всему, он отнесется ко многим вещам критически. Ведь не дело морского десанта «седлать» вершины, морские солдаты предназначены для иных целей. Но, главное, стало ясно: в наше время высоких технологий роль пехоты лишь возрастает. Как в том фильме — «А на рейхстаге первым распишется рядовой пехотный Ваня».

Из воспоминаний старшего прапорщика Бакита Аймухамбетова:

Осенью 2000 года тогда еще сержант-контрактник морской пехоты Аймухамбетов приедет в свой первый отпуск. В доме соберется родня. Мать начнет корить, мол, сынок, отчего не писал три месяца? Тот начет оправдываться: дескать, был на учениях, на полигоне почта работает из рук вон плохо. Двоюродный брат Азат его мягко оборвал:

— Не обманывай маму, теперь это уже не имеет смысла. Ты, Бакит, был там, за Тереком, в Чечне. Я знаю, не бывает учений по три месяца. Я сам точно так же не сообщал близким, когда воевал в первую чеченскую войну в разведке бригады Внутренних войск.

Мама, понятное дело, в слезы. В них — запоздалое переживание, радость — сын-то жив.

В сентябре 1999 года Бакит Аймухамбетов, как и сотни его товарищей, подали рапорт — желаю участвовать в контртеррористической операции на Северном Кавказе. Молодость полна задора, ее красит восхитительное безрассудство. 14 декабря 1999 года все перевернулось в его сознании. На полковом построении объявили, что его близкий друг сержант Нурулла Нигматулин пал смертью храбрых в бою с чеченскими сепаратистами. Еще несколько недель назад они делили поровну тяжести и радости службы в морском десанте. А сегодня «тот же лес, тот же воздух и та же вода, только он не вернулся из боя».

Вторая партия отправилась в Чечню уже в январе 2000 года. Солдат не спрашивает, где ему положено воевать за свою Родину, его дело — выполнять приказ. Не задавал лишних вопросов и младший сержант Аймухамбетов, когда не оказался в списках отправляемых на замену измотанных в боях и дозорах разведчиков. Но весной, когда очередных кандидатов на войну проверяли на предмет годности к выполнению боевой задачи, медики огласили свое твердое резюме: воевать вам, товарищ младший сержант, нельзя. Как быть, если его друг Илья Кириллов отправляется туда, где риск и смертельная опасность буквально пропитывают воздух? Решение подсказал сам врач:

— Я не дам согласия отправить вас на войну как призывника. А вот у контрактника есть право по собственному желанию отправиться в «горячую точку».

Контракт с командованием части Бакит заключил вместе с другом Ильей.

Солдатский хлеб на войне несладок. Оттого и ценили радости нехитрого быта. В глинистой земле вырыли окоп подлиннее, получилась столовая под открытым небом. Вторая яма стала подобием бани, где, не опасаясь пули снайпера, можно было помыться холодной водой. В блиндаже, когда тепло, крыша не протекает, возникает ощущение, будто находишься в фешенебельном отеле с видом на горы. Привозная вода в бочках, правда, отдавала сероводородом — ни жажду утолить, ни еду приготовить.

Так научились у разведчиков примечать тоненькие ниточки родничков да ручейки. Потом со всеми предосторожностями расчищали источник чистой воды, проверяли, не отравлен ли, ведь всякое здесь случалось. Старшина роты старший прапорщик Александр Каширов хозяйство вел образцово: баня, мыло, чистое белье, горячая еда — все вовремя, да еще и на складе умудрялся получить чего-нибудь повкусней. Мужик что надо!

Как-то случился прокол: часовой не заметил офицера, пропустил к блиндажу. Тот, чтобы морпехи не расслаблялись, ведь на войне кто много спит, тот мало живет, бросил в дверной проем дымшашку. «Сонное» царство вмиг оказалось в траншее на свежем воздухе. Пока судили да рядили, приходили в себя, считались, пересчитывались, одного так и не нашли. Потом выяснилось, что Алексей Грибанов проявил чудеса солдатской находчивости, надел на себя противогаз и продолжает спать в том невероятном дыму. Смеху и разговоров хватило недели на две.

Расклад был простой. Морской десант «сидит» на опорном пункте, рота и батарея артиллеристов держат высоту. Все без патетики и очень просто. Надо лишь выполнять приказы. На задание, бывало, морских пехотинцев-черноморцев вывозил на своем «Урале» водитель Леха, классный парень. Был. Как пришел срок Алеше увольняться — радовался. В последний раз, когда садился в машину, казалось, нет счастливей человека. Мол, съезжу напоследок, через два дня буду дома. А на той дороге уже был заложен фугас…

Два с половиной месяца на войне прошли в каком-то особом измерении. Поздним вечером, когда вернулись в Севастополь, как-то сразу спала невероятная душевная напряженность. Все, мы дома, живы, целы, невредимы. Медаль Суворова, врученная вскоре перед строем товарищей, даже удивила Бакита. Да, он был в Чечне, вместе со всеми честно делал свою ратную работу. Только все обходилось без подвигов, о героизме ведь и не думали. В голове у солдата на войне одни мысли — не наступи на мину, не попадись на мушку снайперу, не засни на посту, не подведи товарища, останься живым, вернись домой.

Каждому выпадает свой путь в жизни. Через год Бакит встретил севастопольскую девушку по имени Наташа. Поженились. Вскоре родилась дочь Диана. Друг Илья Кириллов также нашел спутницу жизни в белокаменном городе. Только со службой он расстался. Сейчас работает на нефтяных вышках Тюмени, а «южная» жена, презрев комфорт, уехала вместе с ним туда же, в Сибирь. Семья ведь, когда все вместе. Жаль, с боевыми друзьями, кто уволился, встречи редки. А с кем-то уже никогда не посидеть за столом. Однополчанин Сергей Зяблов в родном городе в кафе попытался приструнить загулявших сверх меры «братков». За что и получил нож в сердце. Вот и думаешь: столько раз мог сложить голову на скользких кавказских тропках, а жизнь потерял по-другому.

У каждого поколения солдат России свои перевалы, поля битв, свои высоты. Нынешние, образца 2009 года, лейтенанты, прапорщики, сержанты да и рядовые, матросы внешне мало напоминают своих предшественников, тех, кто шел дорогами поражений и побед Великой Отечественной войны, кто выполнял долг в Афганистане. Но в кровавом августе прошлого года, в Южной Осетии, новое поколение сумело в считаные дни наголову разгромить созданную по западным образцам армию, выпестованную «забугорными» инструкторами.

Так было и будет всегда.

Александр ЧЕБОТАРЕВ