Саня Григорьев. Из 101-ой (рассказ о чеченской войне)

Автор Жанна Лабутина.

– А кто написал книгу «Два капитана?»
– Не знаю…
– А «Два капитана» это о чем?
– По-моему, что-то о мебели…

Вениамин Каверин автор книги «Два капитана»! И не о мебели она. О людях. Хороших и разных. Таких, какими должны быть мы. И еще — о любви и благородстве. Это нам не грозит. В детстве книга «Два капитана» была у меня настольной. В классе третьем, с нею я ела, спала, ходила гулять. Саня Григорьев, Катя и капитан Татаринов не были для меня вымышленными литературными героями, скорее они были просто нормальными людьми, живущими где-то рядом… Правда, с тех пор прошло время, многое изменилось. Пришли иные времена. Взошли иные имена. И вдруг…

Самый настоящий

Ранней весной 2000-го Саня Григорьев сидит передо мною в одной из палат Хирургического отделения Центрального госпиталя внутренних войск. Самый настоящий Александр Николаевич Григорьев. Старший лейтенант 101 бригады, расквартированной в Ставрополе. Молодой, симпатичный.

Он из другой жизни. Из другой войны. Даже из другого поколения. Но ход его мыслей, его отношение к предмету нашего разговора почему-то напомнили мне подзабытого сегодня героя моей любимой книги. Правда, с поправкой на жизнь, и страну, и время.

Школа жизни

Вырос Саня Григорьев в небольшом южном городке на Дону. Из окон его дома была видна территория 22-й бригады оперативного назначения внутренних войск МВД. Хоть и формировалась 22-я на базе 340-го учебного полка Внутренних войск, хоть и подчинялась УВВ МВД СССР по Северному Кавказу и Закавказью, оперативная и есть оперативная. Выезд по первому сигналу. В любой конец огромного тогда еще Союза Советских Социалистических республик.

Личный состав участвовал в 83 боевых операциях! Степанакерт и Ереван, Баку и Душанбе, Цхинвал и Тирасполь, Северная Осетия и Дагестан — это только предыстория, самое начало боевого пути. Не обошлись без 22-й ни Чечня, Нагорный-Карабах. И везде бойцы ВВ несли службу на КПП, заставах, в караулах, проводили операции по изъятию оружия и боеприпасов у бандитов и разномастных подонков. Проводы и встречи, встречи и проводы, все это можно было наблюдать из окна чуть ли ни каждый день.

А еще проходили в бригаде учения, и строевая, и все это, как на ладони. То-то удовольствие для мальчишки, — не выходя из дома, видеть, что происходит на плацу воинской части! Одноклассники, что жили подальше, бегали к Сане по праздникам смотреть. Вопрос о выборе профессии не стоял, Саня мог быть только военным!

Сто первая

А в апреле 1997 года во Владикавказском высшем военном командном Краснознаменном училище внутренних войск МВД России состоялся ускоренный выпуск. Войне нужны были солдаты и младший офицерский состав. Новенькая форма, погоны, и весьма неясные перспективы… Первый свой отпуск — в июне 1997-го, Саня провел дома, у родителей. Жениться времени не было… Слишком близко была война, слишком велики были шансы не уцелеть на ней!

Молодой лейтенант-отпускник смотрел на показательные выступления коллег на плацу 22-й, и думал о том, что ждет впереди всех этих ребят, что ждет его самого? Что ждет Россию?

Впрочем, что ждет лично его — лейтенанта Александра Григорьева Саша знал точно. Часть, в которой предстояло служить, формировалась на скорую руку в 1995-м. Основу составили войска, выведенные из Грозного, — бывшего 15-го городка 101 ОсБрОН. А в остальном, формирование происходило по принципу: всех, кто где-то мешает, — сюда!

Место дислокации — поле. Условий для жизни — никаких.

Последствия угадывались нетрудно — снижение дисциплины, рост заболеваемости. Россия стала одним большим театром абсурда. Одни жирели, заглатывая то, что принадлежало всем, другие смиренно вымирали. А солдаты разоренной страны болели желтухой и дизентерией, грибком и чесоткой. От низких температур и общего истощения организма среди личного состава все больше распространялся фурункулез.

Чтоб вырваться из этого ада, один из солдат срочников даже попытался покалечить себе руку саперной лопаткой! Кого могла испугать такая армия, кроме самих служивых? Вот и лезли на Россию отовсюду кровососущие.

Совершали набеги вооруженные чечены. Грабили, угоняли в рабство русских людей. А кого бояться, если казакам строго настрого наказали не трогать бандитов, дабы не разжигать какую-то там рознь, если у солдат не то что оружия, даже нормальной воды и еды нет. С кем воевать?!

А национальное телевидение, средства массовой информации словно с цепи сорвались — помои — ведрами льют, армию в пух и прах громят. Чуть жареным запахнет, журналисты тут как тут, сами готовы спровоцировать происшествие, чтобы рассказать о нем посмачнее.

Правда, когда по НТВ прошел сюжет о бедственном положении 101 бригады, стали жители Ставрополя подкармливать солдат. А к весне и благоустраиваться начали понемногу. Перезимовав в палатках, начали, наконец, солдаты строить казармы…

Начало

Александр Григорьев уже успел увидеть все это своими глазами. Курсантами их направляли в 101-ю на стажировку, на должности командиров взводов. Когда чечены напали на Дагестан, потянулись со всех концов России эшелоны на юг. Ехали подолгу, издалека. Но первыми в бои все равно вступили те, кто был рядом, — части из Ставрополья.

Бригаду бросили охранять Гребенской мост в районе Кизляра, вблизи дагестано — чеченской границы.

Мост — объект стратегический. И для наших частей и для бандитов. А в батальоне, в основном, необстрелянная молодежь, призыва 2/7, вчерашние школьники.

Учились в боях, — учителем был собственный горький опыт. Это потом, ими будут усиливать блок — посты по всему Грозному, а тогда, в самом начале, ох и нелегко пришлось командирам. А потом их перебросили в Черкесск. Чтобы там не началась заваруха. Чтобы предотвратить столкновение непримиримых, погасить огонь, пока не разгорелся.

Выполнив свою нелегкую миссию в Карачаево — Черкесии, батальон, а с ним и мой герой вернулись в Чечню. Потом была Старая Сунжа. Потом они держали оборону на 12-ти километровом участке горного хребта. что стоит за этими скупыми словами знает только тот,кто прошел весь этот путь сам. Сказано не мною — война — это работа. Очень тяжелая и очень опасная. И кто-то должен ее делать.

Задачи, которые решала 101 бригада в Грозном, были аналогичны тем, что решали сотни других воинских подразделений. Они участвовали в боях, участвовали в «зачистках». В конце декабря, в самый разгар тяжелейших боев, наши войска несли самые большие потери. А зимний, холодный день 26 декабря 1999-го года стал для старшего лейтенанта Григорьева роковым.

Они не выходили из боев уже много дней. Бессонные ночи, постоянное напряжение не прошли даром. Глаза иной раз слипались сами, помимо воли, стоило только присесть на минуту, найти точку опоры и…

Потери — это всегда горечь. А для командира это как аттестация на профессионализм, на пригодность. Вот и занимались, бывало, младшие командиры с своими молодыми солдатами,перед проведением спецопераций на местности.

Перед очередной какой-нибудь зачисткой собирал командир бойцов, определял заранее порядок действий в боевой обстановке, ставил задачи эвакуационным группам, отрабатывал взаимодействие с соседями.

Это было жизненно необходимо. В Чечне не принято было помогать друг другу. Да ладно бы не договорились между собой два ведомства — Минобороны и МВД, это полбеды. Даже внутри одного ведомства каждый воевал свою войну.

Если начинался бой, — эфир, словно вымирал, словно все, кто стоит рядом оглохли от взрывов одновременно и навсегда. В этой обстановке можно было рассчитывать только на себя. Рассчитывать на помощь соседей не приходилось. Не принято было помогать!!! Отсюда потери. Вот и начали сами командиры, комбриги различных подразделений потихоньку договориваться между собой, чтобы, в случае нападения действовать вместе. резон был: ты поможешь мне сегодня, а я тебе завтра.

Честно говоря, автору этого материала трудно поверить в такую войну. Но говорили об этом многие из тех, с кем мне пришлось общаться. Приводились и более невероятные факты.

В свете сказанного выше, становится понятным значение проведенных в поле учений, значение упредительной отработки взаимодействие с СОБРОМ. Конечно, такие усилия не пропадали даром. Солдаты учились не бояться противника, сокращались потери.

Конечно, в условиях войны учения — дело не совсем обычное. Гораздо чаще солдату приходилось воевать всерьез, -боевыми. А позиции боевиков всегда бывали укреплены и подготовлены лучше, чем у наших. Да и осведомлены бандиты были зачатую лучше о планах командования, чем те. кому отдавался приказ. Вольница и вседозволенность диких народов смертельно опасна для любого цивилизованного общества.

Последний бой

А в тот раз, батальон Сани Григорьева шел со стороны пустыря. Нужно было преодолеть этот бесконечный пустырь, и выбить противника из девятиэтажек. Но как пройдешь, когда со стороны домов «поливают» тебя из всех видов оружия, когда мины и гранаты рвутся рядом с тобой, выкашивая смертельной косой твоих пацанов.

В первые минуты боя, половина группы во главе с комбатом, ушла вперед, — вторая осталась, поддерживая огнем наступление своих. Когда пытаешься описать бой на бумаге, события замедляются, растягиваются во времени, теряют краски.

В жизни все происходит одновременно, в цвете, с запахами гари и дыма, под крики и непрекращающийся треск, и грохот стрельбы. Бетонная плита, лежавшая посредине пустыря, была слишком малой толщины, чтобы служить укрытием, но ничего другого по пути не было, и Саня, пробежав под огнем несколько метров, упал за нее. Теперь ему стало видно место, откуда пустырь, и все пространство вокруг выкашивал вражеский пулемет.

Частный дом был укрыт за лощиной, и наши, наступая, видеть его не могли. Старший лейтенант обозначил трассерами место, откуда велась стрельба. Откуда-то сзади тут же накрыли дом минометным огнем. Пулемет боевиков заглох.

Но бой на этом не закончился. Лейтенанта, лежащего на плоском, открытом со всех сторон пустыре, бандиты видели хорошо. Плита укрывала только голову, остальное просматривалось и простреливалось со всех сторон.

Чтобы сменить рожок, Саня рывком перевернулся на спину. Бронежилет на груди выходил далеко за габариты плиты. Мысленно старлей Григорьев констатировал этот факт, как шанс не в свою пользу.

Рожок он ставил, не глядя на него. Руки действовали автоматически. Глаза упирались в низкое серое небо, – немыслимую смесь снега, воды, дыма и гари. Вокруг было сыро, промозгло, безрадостно. И конца этому не было.

И только там, высоко, за толщей, кажущихся непреодолимыми, облаков, небо было, синим, и холодное декабрьское Солнце светило по-прежнему.

Старший лейтенант знал это. Умирать не хотелось, но смерть была рядом, везде, она была смыслом существования всех, кто участвовал сейчас в этой бойне, и бояться ее становилось бессмысленно. Где-то недалеко застонал раненый солдат. Саня окликнул его, но пуля снайпера не дала солдату ответить.

Следующая снайперская пуля вошла под бронежилет старшего лейтенанта Александра Николаевича Григорьева со стороны горла, прошла через все тело и остановилась только в области колена, потратив всю свою злость на умерщвление человеческой плоти. Вторая пуля прошла в двух сантиметрах от сердца, задев легкое. Была и третья, тоже под бронежилет в грудь, — только сам Александр уже не почувствовал эту третью пулю.

Зря старался чеченский спнайпер, присваивая себе право отбирать жизнь. Теряя сознание, Саня успел подумать, что попади снайпер в одну из десяти пристегнутых к бронежилету сбоку гранат, второй выстрел был бы уже не нужен. ВОГ — 25 — “машинка” серьезная…
Кому жить…

Три прямых попадания в грудь, в область сердца, — это, как ни посмотри, — смерть. Даже для кино это слишком. Но кому жить, а кому умереть, решает не одичавший в горах стрелок, а кто-то значительно выше. Бог. Он — Высшая Инстанция. Поэтому Саня остался жить!

Как подобрали его, как эвакуировали с поля боя, старлей не помнит, а спросить теперь не у кого. Пришел в себя только в Моздоке, в госпитале, отойдя после наркоза. Там только и узнал, что подштопали ему врачи легкие, подлатали кишки.

— Воевать, говорят, вообще надо на пустой желудок! — делится своим печальным опытом Саня.

— Пока живот цел, смириться с этим «тезисом» трудно, но если получаешь ранение…

Чтобы сменить тему, задаю своему герою вопрос:

— Александр Николаевич, сколько Вам лет? И почему вы не женитесь? Молодой, красивый, мужественный, рассудительный. И все это об одном человеке. Авторы книг придумывают такого героя, а вы вот он, настоящий, по жизни такой.

Надежный и правильный. Ведь даже воевать легче, когда ты знаешь, что ждет дома любимый человек, знаешь, что тылы у тебя надежны. Да и ходит где-то по белому свету ваша не встреченная «половинка»! Ждет. Надеется. Ведь жизнь так коротка, даже самая долгая и счастливая!

— Вы правы, можно было бы и жениться. Но что я могу предложить любимой женщине? Комнату в семейном общежитии, скитание по гарнизонам? Мизерную свою зарплату старшего лейтенанта? ведь даже свою любовь на долгие годы я не могу обещать, — меня могут убить в бою! А теперь и вовсе: шесть дырок на мне “заштопали”, три из них в груди…

Сегодня я не уверен в своем завтрашнем дне, как же я могу взять на себя ответственность за семью!?”

И опять Александр Николаевич прав. Слишком трудно живут сегодня военные. Да если б только они! Народ вымирает от нищеты, от безысходности…

Знаете, например, сколько получит наш стрлей за свои ранения так называемой страховки? 9 000 рублей! И все! (это суммы весны 2000-го)

Офицеры после тяжелых ранений вынуждены отказываться от инвалидности, даже если по всем показателям положена она.

Тяжелые ранения просят оформить как легкие, а это и вовсе лишает их положенной страховки. Суммы совсем разные. Чем тяжелее ранение, тем больше сумма. Но лучше лишиться денег, чем потерять работу, быть списанным из армии.

Ведь, скорее всего, после выписки из госпиталя, лечение нужно будет продолжать, а кому будут нужны они на гражданке? Кто будет лечить их? Да и на работу израненного кто возьмет? Зачем работодателю лишние хлопоты?

У моего героя хоть руки- ноги целы, а вон, напротив него кровать: Артур Идрисов из 81-го полка. Он в селе под Челябинском с мамой и двумя младшими сестренками жил, на тракториста учился, водительские права до армии получил, но его призвали, и отправили воевать. Он не просился на войну сам! Его полк стоял вдоль дороги уже освобожденной от боевиков территории.

В целях безопасности на ближних высотках посты выставляли. Днем два часа “вахты” дежурили по одному, ночью три, — по двое. Выдадут тебе тулуп, радиостанцию допотопную на ночь. Днем и это не нужно, – в пределах видимости стоят.

В шесть часов утра заступил Артур, в восемь его сменили. Разводящий в тот раз даже подниматься на пост не стал, покричал снизу. Артур и пошел, сменившись, вниз, туда, где полк стоял. Да видно не той дорожкой пошел, а может, просто, земля оттаяла, вот и ожила мина.

Одно дело, когда профессиональные военные по долгу службы воюют, это их работа, а что будет с этим сельским парнем, — домой он вернется без ног. Одну до колена ампутировали, а то, что от второй осталось, обгорело почти до кости?

Так называемый «простой чеченский народ», воюющий на стороне бандитов, очень профессионально ставит мины: сверху противотанковую, а под нее противопехотную. Верхнюю сапер снимет, а тут нижняя срабатывает, догоняет сапера.

Нередко срабатывают такие «ловушки» и на пацанов деревенских. Что ждет его теперь? Как будет он жить дальше? Кто поможет его матери, кто «поднимет» сестер? Государство? Вряд ли. И ему, и тысячам таких же как он, дадут копеечную пенсию и забудут…

Мой невыдуманный герой

Мне нечего возразить раненым, я напряженно думаю, как бы закончить разговор на оптимистической ноте, и тут на помощь приходит мой невыдуманный герой, — Саня Григорьев:

– Ничего, теперь уже все плохое позади! Раны затянулись, подвижность восстановлена! После выписки, вернусь в часть! Служить.

Я смотрю на его красивое, натренированное тело, милое, смущенное, улыбающееся лицо, и я, человек почти вдвое старше моего героя, чувствую его правоту, его силу, его надежность! И мне очень хочется, чтоб все сложилось именно так!