Рассказ Дениса Шачнева "Грозный 1995"

В ноябре 1994 года меня и еще несколько солдат нашего полка отправили в командировку на Северный Кавказ, для прохождения дальнейшей службы. При отправке нам не словом не упомянули про Северный Кавказ, командировка назначалась в Сухуми.
05.12.1994 года я оказался на территории Северного Кавказа. По прибытию на Кавказ нас прикомандировали в 131 Майкопскою бригаду в/ч 09332, в танковый батальон, в 1 танковую роту в звании рядового, в должности наводчика-оператора Т-72, под командование командира роты старшего лейтенанта Суфрадзе А.А.

Нас, танкистов, кто прилетел тогда на Кавказ, не стали распределять по танкам, на тот момент на танках находились дембеля, и они хотели сами повоевать с чеченцами. Основные силы бригады ушли от нас вперед на несколько километров. Мы тащились за бригадой как обоз, жили в палатках, с нами был старшина роты прапорщик Храпков, танкист, прошел войну в Афгане, был в Абхазии, отличный командир, за солдата мог генералу глотку перегрызть, если он прав.

Когда нас начали распределять по танкам, меня распредели на танк, где механом был тот самый ногаец, а командиром танка был сержант Балет, танк был под номером 519, кажется. Но тогда получалось, что моя армейская дорожка с другом-земой сержантом Лыковым Валерой (а он попал на танк 517) расходилась врозь. Не хотелось нам расставаться, и мы подошли к старшине роты прапорщику Храпкову с предложением оставить нас в одном экипаже, и Храпков дал добро, на танк к ногайцу, вместо меня, пошел Павел Дудырев - это была смертельная замена для Павла, но мы тогда об этом не знали.

Мы разместились на танках, в них было тепло и намного лучше, чем в палатке. Когда мы получили новые танки, попросили старые позывные оставить, у нас был «Берёза-517», я могу путать, может и «Броня-517».

Бригада продолжала понемногу продвигаться вперед, для нас в неизвестном направлении. Так мы дошли до г. Грозный, окопались в окопы. Я отчетливо видел в прицел танка аэропорт «Северный». Здесь было хорошо, не было ни метелей, ни снега. В метрах 200-300 от нашего танка находился в окопе танк капитана Щепина Юрия. Щепина помню хорошо, командир танка был, его убили при входе. До входа он приказал нам рыть для него блиндаж, чтобы было, где справить ему Новый год. Он у нас был вроде как старший, он всё приезжал и контролировал. И мы по переменке, по двое ходили целыми днями к нему, рыть для него блиндаж.
Он приехал проверять, а мы блиндаж вообще нифига не выкопали, а у меня ещё чирь вскочил на спине, вообще передвигаться невозможно. Он давай там ещё строить над нами, ну и мы по своему ему. Ну а потом, как в город входили, вообще ему блиндаж этот не пригодился. Щепин погибнет при входе в город, как говорил механ того танка, их танк получит прямое попадание в башню из РПГ. Щепин ехал по-походному на месте командира танка, и был сильно ранен, в грудь, по-моему, и в голову зацепило, его наводчик Слава ехал по-боевому, не пострадал вообще, чуть-чуть контузило. Если бы Щепин так же ехал по-боевому, то возможно остался живым, но это Слава говорил, я сам не видел.

Его ещё живого на вокзал принесли, я к нему сам подходил, он дышал, его промедолом обкалывали. А потом, где-то сутки спустя, я у кого-то спросил, по-моему, даже у Суфрадзе, он сказал, что тот умер. А жене его, мы уже как в Майкоп вышли, построение нам там устраивали на 9-е мая, «Славу» по-моему, вручили, посмертно, или орден мужества, могу путать, тогда ещё не разбирался. Номер танка его не помню.

30.12.1994 года мы, по команде руководства бригады, выехали из своих окопов и встали в колонну, зачем-то проехали небольшой круг, потом было общее построение. Я помню, что кого-то наградили, вроде как за предотвращения нападения боевиков, и на этом мы разъехались по своим местам. О том, что завтра будем входить в город, и что там полно вооруженных боевиков, об этом некто даже не заикнулся. Я думаю, если бы обозначили все грядущие события, проблемы для рядового состава, то тогда на утро больше половины солдат просто бы не досчитались, бригада была на 50% из солдат кавказцев.

31 декабря 1994 года около 6 час.00 мин. по рации прозвучала команда всем строится в колону, мы замешкались, т.е. заспали, помню, что по рации кричали нам - хватит спать, вас ждем, в итоге мы вскоре подтянулись к колоне. Колона постояла еще немного и пошла дальше, было темно, и я продолжал дремать.

Когда стало рассветать, мы ехали по какой-то деревне, которая находится перед Грозным, там было немноголюдно, я видел, что нас приветствуют, в некоторых дворах даже дымились мангалы – это, наверное, были мирные люди, они готовились к Новому Году! Мы спокойно шли колонной, временами была плохая дорога, овраги, ров какой-то, я помню, как БМП застряла в нем.
Когда зашли в город, наш экипаж шел по-боевому, была широкая улица, шли в колону по два. Впереди нас шла БМП, на ней сидела пехота. Я кружил башней и наблюдал в прицел. В городе было безлюдно, но в домах, в открытых окнах и на балконах, я видел, как женщины приветствовали нас. Мой командир, с-т Лыков В., предложил мне зарядить пушку, я не стал заряжать, потому, что не видел необходимости, я считал так: «кто осмелиться с нами связываться, воевать, такая мощь, сила шла по городу, да и куда девать этот снаряд потом мне?».

Улица, по которой мы ехали, стала сужаться, слева был частный сектор, справа - может двух, или трех, а может пятиэтажные дома, я уже не вспомню. Я смотрел в триплекс на впередиидущую БМП, на ней сверху сидела пехота 131 Майкопской бригады, и в этот момент с правой стороны ударили по этой самой БМП из РПГ. Удар был таким сильным, что БМП развернуло на месте почти на 360 градусов, и поставило прямо передо мной. Пехота, которая сидела сверху, слетела, двери десанта открылись прямо передо мной, и я видел, как оттуда повалил бело-сизый дым, и вываливалась пехота.

Солдаты ползли по асфальту от БМП в разные стороны, ползли так, как будто были раненные, а некоторые лежали вообще без движения. Мы её не сразу объехали, я моментально зарядил пушку фугасным снарядом, но по кому стрелять я не видел, в рации звучала неразбериха.

Из всего, что говорилось, мы с трудом поняли координаты стрельбы, я установил дальность и приготовился выстрелить из пушки, но электроспуск оказался в нерабочем состоянии. Я повторил нажатия несколько раз, но все было напрасно. В танке есть еще резервная кнопка для стрельбы из пушки, но и она не помогла, тогда я ударил ногой по педали, и тут пушка выстрелила, только с удара механического такого получился выстрел, я очень сильно обрадовался и даже запел песню: «А ты не плачь и не горюй моя дорогая, если в море утону, знать судьба такая», радости не было предела, танк мог стрелять, а это было самое главное на тот момент.
После первого выстрела из пушки, я нажал кнопку АЗ - «автоматическое заряжание». В этот момент поддон, оставшейся от прежнего выстрела (согласно заданной программе, он автоматически вылетает в лючок расположенный между люком командира и люком наводчика) вылетел в лючок, но когда лючок начал закрываться, лежавший на башне валенок упал или провалился в этот открытый люк, его сильно зажало, из-за этого опять вышла из строя электронная система танка. Мы пытались тянуть валенок, резали штык-ножом, пытались открыть тот самый лючок, но все было бессмысленно. У меня в голове мелькала только одна мысль: «Почему по нам еще не ударили?». Я, можно сказать, даже ждал, что вот-вот будет удар по нашему танку, ведь мы стояли на одном и том же месте, нажимая все находящие под руками кнопки и тумблеры.

Я мельком пытался рассмотреть через тримплексы, что происходит вокруг нас, и понимал, что там завязалась перестрелка. Мы не останавливались ни на секунду для решения проблемы с валенком. Наконец-то мы смогли открыть лючок, и я моментально затащил валенок в танк и откинул его в сторону. С этого места 2 выстрела точно мы сделали, только потом поехали. Мне показалось, что минут 30 мы его вытянуть не могли.

После мы продолжили движение по городу, электронная система танка начала работать нормально. Я стрелял с пулемета ПКТ и из пушки, отчетливо видел в свой прицел вооруженных боевиков, стрелял по ним не жалея снарядов, о том попадал или нет точно сказать не могу, но пулемет и пушка работали не переставая. Потом стреляли, мне кажется, даже по Дворцу, оттуда тоже был огонь, но это не недостроенная 12-этажка, чем-то похож на Реском. Раза 2 лупанули по нему точно. Стреляли на вспышки, откуда огонь, туда.
Не знаю, как так получилось, что мы потеряли основную колонну. Мы метались по улицам города в поисках наших, но видели только горящие, дымящие БМП и рядом лежащих солдат. Какой то солдат пытался нас остановить, махая руками, он выбежал на улицу, но мы не остановились, понимая, что нас могут сразу расстрелять из гранатометов.

Зная о том, что слабое место в танке это трансмиссия, я сказал механику, чтобы он задом заехал в дом частного сектора, чтоб немного сориентироваться. Укрывшись, таким образом, в каком то доме, я по радиосвязи вышел на командира роты Суфрадзе А.А. Он ответил, я объяснил обстановку, сказал, что мы заблудились в городе, спросил, что нам дальше делать. Суфрадзе сначала спросил, где находитесь, я ответил, что не можем понять, тогда он сказал - действуйте по обстановке.

Мы выехали из дома на улицу, я сказал механику ряд. Позднякову Диме, если увидишь любую военную машину, вставай ей в хвост она нас должна вывести, либо к нашим, либо из города. Не успел я договорить, как увидел в тримплекс КШМ [прим.: Возможно арт. корректировщиков], несущуюся по улице. Мы стали её догонять, догнали, выехали на какой-то проспект, он был широким и длинным. Я увидел, как к нам навстречу двигалась какая-то машина, и у нее среди белого дня горели фары, я не мог разобрать, что это за машина и начал замерять дальномером расстояние между нами, дальномер показал 800 метров. Мне показалось, что эта машина была похожа на гаубицу. Впереди идущая КШМ была у меня в поле зрения, мы ехали, я смотрел на КШМ и на приближающеюся гаубицу. Тут я увидел, как с носовой части КШМ вверх поднялось белое облако дыма, и она со всего хода съехала в кювет. Я понял, что ее подбили, мысли в голове летели вихрем, я решил, что это гаубица ударила прямой наводкой по КШМ (хотя могу и ошибаться, и это была не гаубица, сейчас думаю, что может из подвала, какого, или люка её поразили). В носовую часть её поразили, она носом сразу в кювет ушла, а корма осталась на дороге. Мы моментально развернулись и скрылись с этого проспекта в первый попавшейся переулок, мы не знали, куда нам ехать, но и стоять было тоже нельзя.

Не знаю, каким образом, но мы выехали на привокзальную площадь. Я увидел большое скопление боевой техники, машины стояли почти вплотную друг к другу. Мы подъехали и остановились с торца правой стороны «дома Павлова». Оглядев привокзальную площадь, я развернул пушку от вокзала в противоположную сторону. Под нами была асфальтированная улица, мы увидели, как группа неизвестных вооруженных людей, не похожих на солдат, передвигалась вдоль улицы от нас, прямой наводкой я выстрелил из пушки. В башне стоял ужасный запах пороха, мне казалось, что наступали сумерки. Неподготовленные к боевым действиям в городе солдаты, встретили ожесточенное сопротивление со стороны бандформирований, опытных отрядов боевиков.

Через несколько часов личный состав нашей бригады, который уцелел в уличных боях, заняли здание ж.д. вокзала. Наш Т-72 был подбит на привокзальной площади, из прострелянных дополнительных навесных топливных баков дизельное топливо (солярка) растеклось по танку, в танке опять отказала электросистема, прозвучала команда срочно покинуть машину. Я открыл люк танка, и немного высунулся, чтобы осмотреться, на танке была разлитая солярка, это очень сильно меня напугало.

Вдоль вокзала в полусогнутом положении передвигался какой-то здоровый мужик, на голове у него была какая-то «Кучма», т.е. что-то намотано, как из фильма про Афган у боевиков, и у него на плече был автомат. Я спустился в танк, и понял, что в ту сторону уходить нельзя. Лыков что-то возился в полуобороте от меня, я у него спросил: «Что случилось, Валера?», - он повернулся и показал мне свой погнутый автомат, который провалился в конвейер со своего штатного места, и от работы конвейера его погнуло так, что даже взвести затвор было не возможно.

Я отдал ему свой АКС и сказал, чтобы он отстрелялся и уходил, а автомат бросил мне в танк, чтобы я также мог уйти из машины. Валера взял мой автомат, открыл свой люк, встал на сиденье, и некоторое время постоял, видно произвел в тот момент несколько очередей, я смотрел в его сторону и ждал, когда он бросит мне автомат. Лыков выпрыгнул из танка, а мне кинул в танк автомат, я перезарядил его и приготовился уходить. Думал, что меня боевики приготовились снять, как только я высунусь. Не знаю, как я выскочил из машины, но мне кажется, что я стек по броне, как вода, или как змея.

Оказавшись возле танка, меня оглушили работающие двигатели машин и стрельба крупнокалиберных пулеметов, не обращая на это внимания, я увидел, что Лыков и Поздняков стояли под «домом Павлова», они находились с правой стороны рядом с углом дома, я понял, что машину покинул последний. Подскочил к ним. Определяемся куда бежать.

На привокзальной площади работала Шилка [прим.: Тунгуска] по «дому Павлова», примерно в метрах 15 от нас, я увидел, что она навела на нас свои пушки. Я начал показывать ей жестами, чтобы немедленно наводчик убрал с нас прицел, и они отвернули свои пушки в сторону. Мы стояли и определялись, куда перебежать в укрытие, но кто-то мощнейшим ударом выстрелил по «дому Павлова», удар пришелся прямо над нами по 5-му этажу. Отвалилась верхняя часть 5-го этажа. Нас чуть не завалило. Сначала сверху полетели кирпичи, потом прямо нам под ноги упала большая груда кирпичей и обломков стены. Я вжался в стенку, насколько можно, чтобы не завалило, и от летящей пыли закрыл глаза, обломки кирпичей летели мне под мои кирзовые сапоги, перебирая ногами, я вставал на них выше и выше. Когда шум стих, я открыл глаза, передо мной лежала огромная груда кирпичей. В рассеявшемся облаке пыли мелькнул кирзовый сапог. Справа от меня, где находились Лыков и Поздняков, там уже некого не было, я понял, что они ушли, хоть бы меня за руку дёрнули, подумал я тогда. Я рванул за ними, перелез через огромный кирпичный завал, перебежал привокзальную площадь, подбежал к стоящему с неработающими двигателями БТРу, который стоял боком к «дому Павлова», рядом с вокзалом.

Возле БТРа, со стороны вокзала уже кто-то стоял из солдат, помню точно, что там был солдат пехотинец-дагестанец, и у него был автомат с прицелом ночного ведения, позже, при отходе с вокзала меня судьба еще раз сведет с этим дагестанцем.

Уже наступала темнота, и я попросил у него его автомат, чтобы посмотреть через прицел. Видимость была отвратительная, кругом уже много чего горело, и прицел больше слепил, чем давал возможность осмотреться. Потом кто-то вылез из этого БТРа, несколько человек, среди них был полноватый не высокого роста мужик (офицер), и он очень как-то озабоченно выглядел, что-то говорил и даже вроде матерился, вокруг него было то ли двое то ли трое мужиков (офицеров), я думаю, что это и был комбриг Савин, скорей всего он разговаривал по радиосвязи из этого БТРа. После того, как они ушли на ж.д. вокзал, я заглянул в боковую дверь БТРа, там горело тусклое освещение, но никого там я не увидел.

Они пошли на вокзал, а мы стоим. Я заглянул в боковую дверь БТР и тут в него хлестанули, БТР сдвинуло, и с обратной стороны засвистели пробитые колеса, мы еще немного постояли и перебежали в здание ж.д. вокзала.

У вокзала было одноэтажное крыло, и в центре двухэтажное здание, с двухэтажным выступом, вроде там был какой-то ресторан. Мы там нашли какие-то концентраты, что-то из еды, валялся серебренный столовый набор, в крыле одноэтажного здания вроде был зал ожидания, и вроде служебные помещения. Я пробежался по всему вокзалу, солдат было не так и много, среди солдат были и гражданские люди, мужики, человека два или три под видом мирных жителей, я еще посчитал, что они могут быть и совсем не мирные, потом в течение всей битвы они мне больше не попадались. К нам приходили в укрытие женщины и старики, но мужчин не было. Возле одноэтажного крыла здания вокзала, напротив «дома Павлова», почти вплотную, стояло много БМП. Мы сначала в вокзал ходили только в туалет по большому - это потом мы в вокзале ползали по своему дерьму, а сначала мы находились на улице и свободно могли передвигаться перед вокзалом, от одной позиции к другой, укрываясь за стоящей бронетехникой.

Уже тогда я видел несколько солдат, лежащих под стенами вокзала, накрытых с головой синими солдатскими одеялами, и я подошел к одному из них и открыл лицо, там лежал солдат со светлыми волосами, худощавого телосложения на вид 19-20 лет. Потом ко мне подошел танкист, «Рыжий татарин», отчаянный парень, он объяснил мне, что его танк подбили, а он получил ранение. У него вместо АКС был пулемет ПК. Я спросил его: « зачем тебе пулемет?», и он ответил, что с ним лучше здесь, чем с автоматом. У него еще был целый блок сигарет марки LM, который он взял якобы в разбитом ларьке, который находится в конце одноэтажного крыла вокзала, и мы решили быстро туда сбегать. Зайдя в ларек, я увидел, что там было все разбросано, немного пошарился, и нашёл шоколадную плитку, на которой была надпись «С Новым годом»!!! Ларек был разбитый, в метрах двадцати от него стоял еще один ларек, открытый всем ветрам, по-видимому, он был не разбит, но туда было опасно пробираться, и я туда не пошел. Я немного задержался в том районе вокзала, и помню, что через ж.д. линию, немного левее вокзала, происходило что-то не понятное, все горело и от туда была стрельба. Там был какой-то ж.д. объект, не знаю, может депо какое-то (при отступлении из вокзала в ночь с 01.01.95 на 02.01.95г. мы будем атаковать этот объект, прикрывая отход бригады), рядом со мной стояли несколько бойцов, среди них был офицер, и он с гранатомета (муха) произвел выстрел по депо. После я еще не раз увижу, как в ту сторону улетали раскаленные выстрелы гранатометов, бороздящие своими яркими огнями ночное небо.

До того здания было метров 250-300 и пространство между нами отлично просматривалось на фоне горящих зданий, которые добавляли освещения. Потом я перебрался в район двухэтажного выступа ж.д. вокзала, с правой стороны от двух этого выступа стоял танк с неработающим мотором, на башне, за пулеметом НСВТ, стоял боец, и поливал по «дому Павлова», за танком стояли солдаты, в стороне лежали убитые, накрытые солдатскими одеялами.

Я зашёл в вокзал, и кто-то из офицеров дал мне команду занять оборону возле окна и прикрыть группу солдат, это было 31-го вечером, которые должны перейти к «дому Павлова». Я начал выполнять приказ, рядом был еще кто-то, мы вели стрельбу по «дому Павлова», я видел вспышки автоматных очередей в темных окошках этого дома. Я ещё часа полтора пробыл там, стрелял по дому, но так и не видел, чтобы эта группа в дом пошла, может, не заметил, как они проходили.

На тот момент обстановка выглядела как-то не угрожающе для нас, а точнее для меня, но я стрелял очень боязно, и толком не мог понять попадаю в кого или нет, но нужно было стрелять. Патроны, заряженные в мои магазины, оказались все до одного трассирующие, и это сильно привлекало внимание со стороны боевиков. Днём ещё ничего, а ночью от них вообще было плохо, обычно делают через 1, или через 3, один трассирующий, а тут все!

Пробыв там какое-то время, я вышел из вокзала к танку, который стоял возле вокзала, наступал Новый год! Наступило затишье, ни одного выстрела, кто-то достал бутылку водки, и мы разделили ее примерно человек на 10. Тут я пересекся со своим командиром танка Лыковым, мы спросили друг у друга про танкистов, кто кого видел, и после к нам подошел кто-то из офицеров танкистов, он сказал, что капитан Щепин получил тяжелое ранение и сейчас находится вместе с ранеными на первом этаже вокзала.

Я обратил внимание на Лыкова и увидел, что у него все тот же погнутый автомат, я спросил его: «А как ты будешь стрелять из него?», и он ответил, - а что делать, тогда я ему посоветовал, с левой стороны, т.е в одноэтажном помещении, расположился санбат, там находятся раненые солдаты и офицеры, сходи к ним попроси, у них автомат, может кто даст тебе свой автомат, Лыков послушал меня и ушел, я вернулся на огневую позицию и продолжал стрелять из укрытия по «дому Павлова». Через несколько минут Лыков вернулся, я спросил его: «Ну что, поменял?». Он ответил, что нет, никто не хочет меняться, тогда я еще раз ему говорю, сходи и объясни, что их жизнь в данный момент зависит, в какой-то мере, от тебя, что будешь ты стрелять по боевикам или нет, что лежащий без действия автомат раненого солдата не чего не даст. Лыков снова убежал. Через несколько минут он вернулся счастливый с новым автоматом и расположился рядом со мной.

Спустя несколько часов после наступления Нового Года, обстрел вокзала то усиливался, то утихал, мне кажется, что по нам стреляли со всех сторон вкруговую. Раздобыв патроны, мы перезарядились. Моя огневая позиция была на первом этаже в двухэтажной части здания, мое внимание было полностью сконцентрировано на «дом Павлова» и территорию между домом и нами, слева от этой «хрущёвки», через дорогу, стояло белое одноэтажное здание, похожее на барак, со слов солдат я понял, что там есть наши бойцы.
Ненадолго стихла стрельба, но я не переставал наблюдать за домом, точнее за левой частью его, которая находилась, прямо напротив меня. Вдруг я заметил передвижение двух человек, именно от левой стороны дома кто-то осторожно пытался передвигаться в нашу сторону. Я прицелился и уже готов был нажать на курок, но в последней момент мне почему-то показалось, что передвижение этих людей не похожи на оживленные передвижения боевиков. Я решил, что подпущу чуть поближе этих людей, и сразу увидел, что это были старик со старухой, которые уходили из «дома Павлова». Я пропустил их, после опять началась перестрелка.

Я сел на пол, спиной облокотился на стенку, и решил немного отдохнуть. В этот момент в двух метрах от меня остановился офицер полноватого телосложения не высокого роста, он стоял, немного пригнувшись, его лица было не видно, но он смотрел в мою сторону сверху вниз. О том, что я в тот момент не стрелял, он не сказал не слова, а четко произнес матерные слова: «Да, блядь!», и пошел дальше, сильно прихрамывая, я думаю, что это был комбриг Савин.

Мы знали и надеялись, что долго эта осада продолжаться не будет, и вот-вот должно подойти к нам подкрепление, нужно было только немного продержаться, такие разговоры ходили среди нас, солдат, которые сдерживали позиции ж.д. вокзала. На привокзальной площади горело много бронетехники, разрывались боекомплекты.

1-го числа в вокзал пробрались три женщины, точнее 2 женщины и бабушка, и попросили укрытия, у них были сумки не маленьких размеров, я начал проверять сумки, но там были кружки, кастрюли, железные чашки, мне сразу стало ясно, что эти женщины действительно ждут от нас защиты. Я извинился, сразу как-то неудобно стало, им защита нужна, а я шмонаю.

Я проводил их в подвальное помещение, я тогда впервые в подвал спустился. Он был не большой и не очень глубокий, а слуховые окна выходили частично на улицу со стороны дома, окна меня почему-то насторожили тем, что сюда легко можно кинуть гранату. Внутри был Азат Боянов, тоже танкист. Я вижу, что на вокзале дело идёт без гарантий, подмоги нету, и я задаю им вопрос: «Как быстрее выйти из города?», - они и отвечают: «Как выйдете на пути, направо, по железке – это кратчайший выход из города».

Боянов, татарин, он у нас был старшиной роты, когда мы уже выходили из Майкопа, или башкир он, не помню точно. Боянов Азат, или Боян Азатов. Мы месяца через 4 встретились, он мне спасибо сказал. Он сачканул, не стал с подвала уходить, он в вытяжку-улитку залез и там спрятался, его потом даже уже списали в пропавших без вести, он объявляется через 4 месяца, говорит спасибо, что ты спросил у тех женщин, а я рядом стоял и слышал. Говорит: «Когда все ушли, я там отсиделся какое-то время, слышу, всё стихло, чеченцы уже прострелялись, прокричались, что победу вроде как одержали, я часа ещё полтора выждал и пошёл в правую сторону. Я пошёл по железке. Наткнулся на роту десанта. Они мне: «Ты кто?». Я: «Я наш, я танкист». Они: «Как пройти, знаешь?». Я: «Да». Азат говорил, они зашли прямо в вокзал. Раненых не было уже ни одного в вокзале. Говорит, сели в вокзале и когда рассвело, смотрим, идёт 3-4 человека, ещё говорят, мы поближе подпустили и положили. Потом парламентёр пришёл, говорит, кто старший, идите, переговорите. Говорит, заходит в дом Павлова, майор, старший который. Чеченец ему - вот смотри. Уводи ты своих, майору говорит, замучились их бить. Смотрю на вокзал, а там мы как живые мишени. Час и мы перещёлкаем всех - говорит чеченец. Отпустили этого майора, а что дальше, я уже не знаю, но это Азат говорил, было ли так или нет, не знаю.

Ситуацию уже никто не контролировал, солдаты сами перебегают, команд почти не было.

В подвал забежал танкист или пехотинец дагестанец, говорит, в боку что-то жжёт. Бушлат снимаем, там осколочное ранение в правый бок, мы ему говорим, он от шока, что ранили, упал в обморок, потом бегали, искали ему нашатырный спирт, тогда его стали бить по щекам ладонями, и он начал приходить в себя.

В подвале было примерно шесть-семь человек, среди них были и офицеры. Никогда в жизни не забуду откровенные слова одного из офицеров: «Ну что вы спустились в подвал, идите наверх воюйте, у вас все равно нет никого», - и это прозвучало очень убедительно для меня, я и вправду подумал, а действительно, у нас ведь нет никого, т.е. детей, жены. Это сегодня, став достаточно взрослым человеком, мне стыдно за того офицера, точнее за его откровенность. Попав в смертельную для многих схватку, где практически все были обречены на смерть, в трудную минуту для него, он продаст все, что можно, ради своей жизни.

Я поднялся наверх, уже светало, за окнами был очень сильный туман. Тогда я подумал, что поддержки с воздуха, на которую мы рассчитывали, при такой погоде, нам не видать, как своих ушей. Но обстановку вокруг вокзала, «дом Павлова», из здания вокзала можно было рассмотреть без труда. Под окнам сидела пехота, вперемешку с танкистами, кто-то передвигался ползком по вокзалу из одной комнаты в другую, в вокзале была какая то мебель, шкафы, и мы укрепляли ими свои позиции. На тот момент весь личный состав бригады, точнее, что осталось от него, находился в здании вокзала, солдаты разбились как-то кучками по 3-4 человека, и я разместился среди них, в двухэтажной части здания на первом этаже.

Кто-то открыл банку свиной тушенки и пустил её по кругу, помню, что встретился на этой огневой позиции в вокзале с танкистом, но он был из 81 Самарского полка, с его слов я понял, что они тоже входили в город вместе снами, а танки у них были Т-80. Можно было отлично рассмотреть, кто находился с тобой рядом. Я видел пехотинца, у которого на голове была простреленная насквозь каска, ему повезло, что пуля прошла по верхней части каски, а каска была надета на зимнюю солдатскою шапку. Другому пехотинцу пуля попала в живот, но в солдатскою бляху, от удара ее сильно выгнуло на обратную сторону, а пуля застряла в ней, такие или аналогичные моменты можно было наблюдать практически на каждом воюющем солдате, эти солдаты так и ходили с прострелянными солдатскими атрибутами.
В одной из комнат лежал мертвый боевик, увидев его, я был сильно удивлен его одеждой, на нем была полевая форма русского офицера, «афганка», портупея, берцы, это было все новое, если я его где-нибудь увидел бы, то 100% подошел бы к нему да еще честь бы отдал, а он бы спокойно воспользовался этим.

По солдатской цепочке прозвучала команда: «Срочно нужен промедол и индивидуальные перевязочные пакеты!», - и я отдал свой индивидуальный медицинский запас. С первого этажа было тяжело рассмотреть боевиков в пятиэтажном здании, и наша группа около 5 человек поднялись на второй этаж, отсюда был хороший обзор, и отчетливо просматривались привокзальная площадь, которая напрочь была заставлена боевой техникой, многие машины догорали, т.е. дымились, так же я просматривал передвижения боевиков в доме напротив.

Я расположился в угловой комнате с правой стороны, и четко видел боевые позиции в доме боевиков, в окнах на подоконниках у них тоже были выстроенные баррикады, лежали матрацы, стояли кухонные шкафы, когда мы начали обстреливать дом, то через некоторое время боевики из гранатомета просто выбили нас со второго этажа.

Оставаться там было не возможно, мы спустились вниз. На крыше вокзала работал наш снайпер, смелый парень, когда его ранили, он упал с высоты второго этажа прямо на бетонный пол, и какое-то время кричал диким криком, ранение было тяжелое, и снайпер погиб. Картина происходящего менялась на глазах, причём для нас не в лучшую сторону. Постепенно мы оказались в окружении, боевики били по нам со всех сторон, чувствуя свое полное превосходство над нами.

После суточных перестрелок, боевики стали принимать попытки прорваться в здание ж.д. вокзала, а сдерживать их натиск было все трудней и трудней, патронов уже практический не оставалось, раненых и убитых становилась с каждым разом все больше и больше, силы и надежды на помощь были на исходе. Мы держались изо всех сил, и надеялись, что вот-вот подойдет подкрепление с боеприпасами, но долгожданной помощи мы так и не дождались.

Солдаты сильно устали от происходящего. Все ждали только одного, когда подойдет обещанная помощь, это так вселяло силы. Я слышал, как прозвучала команда, что к нам идет десант, но не может выйти на вокзал, т.е. заблудился, он по рации просит нас показать место своего нахождения сигнальной ракетой. Вместо одной ракеты в небо взлетело около десятка. Целый салют посылался, такой прилив сил, думаем, ну всё, сейчас, сука, всё, дадим вам. Мы поверили, что к нам идет помощь, я почувствовал в себе прилив сил, смелости. Ну, думаю, сейчас подойдет десант, и мы еще посмотрим, кто кого. Я принялся обстреливать дом, заметил, что и солдаты тоже как-то зашевелились, участилась стрельба с нашей стороны, наверно внутри своей души каждый из нас думал именно так же, как и я. Но этого подъёма хватало максимум на час, не более, потом разочарование, нет никого. Прошло два часа, потом еще два часа, а помощи так и не было.

Про боевиков кто-то говорил, что они технику не использовали – это враньё. Когда помощь ждали, слышу, танк работает, ну всё, думаю, наши на танках прут, работает где-то в районе дома Павлова. Слышу, шлёп, выстрел, и по вокзалу бубух, потом ещё раз и бил он, кажется, со стороны торца «хрущёвки», что напротив ж.д. почтамта, я точно помню, как он свистел вокруг вокзала. Выстрелов 5 или 6 сделал. Вот этот танк по крылу дальнему ударил, где раненные были, т.к. сотрясение в моей стороне доносилось, но не очень сильное.
Там где крыло ближнее к жд почтамту, там всё техникой заставлено было. В первую ночь мы даже в вокзал не заходили, за бронетехникой за этой прятались, а уже 1-го числа, ещё сумерек не было, но ближе к вечеру, я уже конкретно видел, как на ул. Табачного этого, со стороны жд. Почтамта, я точно видел, как эти душарики уже среди бронетехники лазили и за техникой укрывались.
Мне там встречался один самарец, с танка, он высокий такой, говорит, вместе с нами они входили на восьмидесятках, разговорились. Мы с ним возле одного окна сидели, стреляли, не долго, минут 30-40, пока стреляли, разговорились.

На моем автомате при перезарядке нового магазина затворная рама перестала доходить до своего штатного места, я руками добивал затвор на свое место, убойная сила автомата была слабой, сколько же патронов надо расстрелять, чтобы автомат Калашникова начал показывать такие трудности при стрельбе. Такие же проблемы с автоматами возникли еще у нескольких солдат, смешно до ужаса, но на тот момент ни у кого не оказалось масленки, а как она была необходима… Перерыли почти всех мертвых и раненых солдат, с трудом нашлась масленка - это была огромная радость, над ней тряслись, как над младенцем, почистив свой автомат, он у меня заработал как новый.

Наискосок от меня, в вокзальном двухэтажном выступе располагалось окно, чуток правее 2-этажной части, гранатометчик боевик с верхнего этажа «дома Павлова» произвел выстрел в это окно, и попал в широкий бетонный косяк. Я сидел в ресторане, судя по схеме вокзала, я был с левой стороны, а ударили в правую. Я повернулся на удар и увидел, как рикошетом граната от бетонного косяка залетела во внутрь вокзала и упала на выложенный кафелем пол, примерно в пяти-семи метрах от меня. Она как детская юла вертелась и ползала по бетонному кафельному полу, горела ярким огнем, как будто сварка, и сильно свистела. Я застыл и не мог оторваться от увиденного, зная, что сейчас она рванет. Я зажался и зажмурил глаза, через несколько секунд прозвучал взрыв, он оказался таким сильным и проницательным, что его звук проник мне через весь мозг. Я открыл глаза, мне казалось, что я стал каким-то очень медленным, или состояние похожее на очень сильно пьяного, в голове очень сильно гудело, ноги с трудом слушались, земля улетала из-под ног, голова мыслила об одном, нужно срочно переползать в другое укрытие. Я вроде бы на немного даже отъехал, очнулся, вроде все снова по окнам сидят, в ушах шум, головокружение, шлем снял, с уха кровь идёт, по голове аж бьет, давит на мозги, надел шлем обратно, вроде норма, он же приглушает всё это дело.

Отсиделся, собравшись с силами, начал переползать в другую комнату вокзала. Когда я переместился в другую комнату, я осмотрелся и почувствовал, что у меня липнет к телу нижнее белье, я заглянул под рубаху раскрыв, частично, свой танковый бушлат. С правой стороны, в районе грудной клетки, было пятно крови, я сильно начал волноваться за свое ранение, я знал, что раненый, я не смогу здесь выжить, я не смогу отступать. Снял танковый шлем. Заметив, что на моем лице есть следы крови, я провел несколько раз рукой по своей голове, и убедился, что моя голова цела, но с правого уха по лицу текло немного крови. Присел, посидел какое-то время, пытаясь привести себя в порядок, а главное, набраться сил, чтобы смочь подняться и передвигаться. Я прощупал конечности своего тела, и почувствовал, что-то кололо у меня в правом паху, но туда я не стал заглядывать, чтобы не пугать себя. Через брюки я прощупал руками пах с правой стороны, рядом с яйцами отдавалась терпимая боль, я понял, что там, наверное, есть осколок. Я не испугался ранения, я испугался того, что не смогу передвигаться - это было для меня страшнее смерти.

В тот раз я получил многочисленные осколочные ранения: бедра, обоих рук, грудной клетки, правой кисти, в правом ухе разорвалась барабанная перепонка. Я надел свой танковый шлем, и сразу голове стало спокойней, полегче, выстрелы пулеметов и автоматов, а также из гранатомётов, которые били по осыпающим стенам вокзала, не так четко доносились до мозгов через шлем.
Страшно было, что будешь как обуза, пока на ногах, можешь воевать. Мне кажется, в основном вокруг меня человек 10 крутилось, мне казалось, мы вообще отрезаны, то есть как-то очагово было на вокзале.

Я взял в руки свой АКС, поднялся и подполз к одному из окон. Рядом, я узнал, был Лыков, Ковальчук И., Ковальчук Н. и два пехотинца. Немного отдышавшись, я стал стрелять. На тот момент с вокзала ответных выстрелов практический не было, да и вообще мне казалось, кроме нас здесь, наверное, нет никого. Где-то в одноэтажном крыле слышалась не активная стрельба автоматчиков. Боевики куда больше обстреливали вокзал, чем мы отвечали, готовясь к самому худшему, мы страшно экономили патроны.
Я не знаю, кто изрек эту пословицу: «Патроны на вес золота», - но, думаю, что этот человек испытал на своей собственной шкуре значение этих слов. Вот и я четко понял и запомнил на всю жизнь значение этих слов, патроны означали наше существование.
Пытаясь оценивать происходящею обстановку, где-то глубоко в моем подсознании проскакивали мысли, не ужели все, мне конец, но какая-то сила заставляла меня верить и надеяться, что я останусь живой, может молитвы матери, которая чувствовала, что с сыном происходит что-то неладное.

Я мысленно представил картину, когда закончатся патроны и боевики зайдут в вокзал, в плен сдаваться не стану, автомат свой отложу в метре от себя, чтобы боевики его могли видеть, якобы я не вооружен. Они должны будут подойди ко мне, чтобы ударить меня, в этот момент я взорву себя гранатой, за одно и боевиков, хоть одного, да заберу с собой. Такая страшная была ненависть к ним, а главное, что я не боялся этого сделать, сейчас даже вспомнить страшно, а тогда столько было смелости, столько решительности, такое желание было победить в этой схватке, только вот силы были неравные, а может, просто, команд слаженных не было.

Сегодня я иногда вспоминаю эти события и меня удивляет то, что среди офицеров, безусловно, кроме комбрига Савина, Суфрадзе, и еще трех или четырех незнакомых офицеров, не было ни одного человека, который на тот момент мог отдавать хоть какие-то приказы, или в которого можно было просто верить, т.е. за кем пойти, за кого можно было бы и умереть без страха выполняя его приказ, зная заранее, что он невыполним.

Мы отдавали обороне всё, но не было поддержки офицерской, не было офицера, чтобы зажечь. Может так у нас, танкистов. Я помню одного пехотного: «все на пол», - орал, он и Савин, они отдавали себе полный отчёт, из тех, кого я видел. А нам бы десятка 2 офицеров, не взяли бы они нас. Потери все, почти, по неопытности.

Я вспоминаю как меня и Лыкова заставляли выдвинуться с ж.д. вокзала, пройти два квартала, там, по данным какой-то разведки, стоял, якобы, на вид не подбитый танк, наша задача была такая, завести машину и приехать на ней на ж.д. вокзал. Тогда я спросил у офицера, отдававшего этот приказ, а какой бортовой номер на этом танке, и он назвал номер, я знал, чей это был танк, командиром был на этом танке один из офицеров, который на тот момент был жив и здоров и находился рядом с нами в вокзале. Я понимал, что этот приказ просто невыполнимый, и представил себе, как это будет выглядеть. Ну ладно, выйдем мы с вокзала, доберемся до танка, но как мы сможем в него залезть, завести и приехать на нем на вокзал, ведь танк был по любому уже под наблюдением у дудаевцев, и они его так просто бы не отдали.

Я задал вопрос, а почему вы не отправляете для выполнения этого приказа именно тех, кто этот танк там трусливо бросил, но на этот вопрос тот офицер нечего вразумительного не мог ответить. Но я догадался, и поэтому наотрез отказался выполнять этот приказ, а так и ответил, кто этот танк там бросил, вот тот пусть идет и забирает его. И сейчас почему-то первым делом при знакомстве с людьми, в своих начальниках я пытаюсь рассмотреть, если в них преданность, ответственность за близких ему или вверенных людей. Сегодня эта категория людей, в очень большом дефиците, она как вымирающая нация, но всё же очень редко, но эти люди попадаются на моём жизненном пути, и прапорщик Храпков был одним из них. Во 2-й день мы били прицельно, старались не мазать.

Боевики стреляли по нам как с автоматов марки Калашникова, так же и с каких то непонятных автоматов и звучание их выстрелов было похоже на немецкие «шмайсеры». Я четко помню, как мы услышали звучание передвигающего танка, мы обрадовались и посчитали, что танкисты идут к нам на помощь, но этот танк произвел несколько выстрелов по вокзалу, из укрытия, была поддержка артиллерийским огнем, но и артиллерия тоже попадала прямо по вокзалу.

У меня в голове не укладывались мысли, как так, все знают, что мы уже на протяжении вторых суток конкретно погибаем здесь, и никто не может нам помочь. Я представлял, что Россия могучая, сильная. Когда я учился в школе, нам повторяли эти слова всегда, я тоже так считал, что Россия огромная и сильнейшая страна мире. И я думал, что я никогда, по большому счету, не стану лицом России. В школе я учился плоховато, это круглые отличники да пятерочники, они должны представлять лицо России, но когда я оказался здесь, именно в окружении, я понял что вот, Денис, среди огромной и могучей России именно ты и те, кто с тобой рядом, именно мы и были лицом всей огромной и необъятной России.

Был какой-то пехотный офицер, он попадал в плен, у него отобрали автомат, но он потом вернулся. Я не помню его фамилии, рост под 180, худощавый, мы потом долго над ним с пацанами смеялись, как так, автомат проебал. Он где-то зашёл на позицию, или что, не знаю, где он был, короче попал к какой-то группе в плен, они его попытали словесно, он всё рассказал, ну это уже было при отходе. Они у него автомат забрали и его отпустили.

Продолжался бой, мое состояние после минновзрывной травмы то улучшалось, то ухудшалось, меня сильно тошнило, в глазах летали какие-то круги. Я и еще несколько пехотинцев, а так же танкисты: Ковальчук И., Ковальчук Н., Лыков В., Боянов А. - занимали оборону на первом этаже в одной из комнат ж.д. вокзала, и вели прицельный огонь через выбитое окно, не давая боевикам приближаться к вокзалу. В тот момент я находился рядом с подоконником, и в позиции стрельба с колена вел бой. Из пятиэтажного дома, находящегося напротив, где разместились боевики, снайпер начал по мне стрельбу, он как будто специально меня выслеживал. Первым выстрелом по мне он промахнулся, пуля ударила в подоконник, я моментально среагировал и лег на пол, под подоконник, снайпер продолжал вести прицельный огонь, не давая мне поднять головы, пули ложились рядом с моим телом, ударяясь о бетонный пол, осколки от бетонного пола летели мне в лицо. Я прикрыл глаза, чтобы они не засорились. Зажавшись под подоконником, я чувствовал себя спокойно, я понимал, что за бетонной стеной снайперу меня не взять, и ждал момента, когда у снайпера закончатся патроны, чтобы выразить накопившеюся злость.

Но вдруг я почувствовал удар о мое колено. Какую-то секунду времени я раздумывал, что за дегенерат может передвигаться под таким шквальным огнем, я посчитал, что переползавший по пластунский солдат просто задел меня своим сапогом. Я открыл глаза и увидел, что рядом со мной лежит граната Ф-1, которая влетела в открытое окно, и солдаты, которые зажались от снайперского обстрела. Граната была с запалом и без чеки, ее кинули боевики, которые под прикрытием снайперского огня, спокойно без всяких преград подошли к нам вплотную и находились с наружной стороны вокзала. Нас разделяла лишь бетонная стена.

Не теряя ни секунды, я схватил гранату и выкинул ее обратно, где она мгновенно разорвалась. Очередная попытка боевиков прорваться в здание вокзала не удалась. Я скомандовал срочно уходить отсюда, ползком мы выбрались из этой комнаты, в коридор и спустились в подвал. Мы заходили туда иногда в течении 2-х суток, помещение такое, 4 на 4 метра может, может чуть побольше. И офицеры там сидели, я видел. По-моему там даже окна были как бы наверх, я еще подумал, «гранату кинут, всем хана», как бы ниши такие, что ли, на асфальт туда выходили, но я могу сейчас ошибаться. Эта граната меня очень сильно встрепенула, я понимал, что здесь нельзя оставаться ни одной лишней секунды, что зажатые в подвале мы можем просто быть отсечены от своих.

Мысли так и роились в моей голове, опережая происходящие. Я сказал солдатам, что срочно нужно выходить отсюда. Я слышу - стрельба, бой идёт наверху. Пацанам говорю: «Давайте, выходим отсюда, пока нас здесь не отрезали». Но все стояли, как вкопанные, тогда я первый начал выходить из подвала. Выйдя оттуда, я осторожно осмотрелся, боевиков не было, стрельба наших солдат была еле слышна, нужно было уходить оттуда мгновенно, но когда я оглянулся, то сзади меня я не увидел ни одного солдата.

Я пошел назад и увидел, что солдаты стоят, как ни в чем ни бывало внизу в конце лестничного марша. Я спустился и первого стоящего солдата схватил за бушлат и потащил за собой. Поднявшись наверх, я глянул, солдаты гуськом двигались за мной. Поднялся, смотрю, нет ли боевиков рядом, никого. Нужно пробегать, думаю, смотрю, сзади опять никого. Спускаюсь третий раз, чуть не волоком вытаскиваю их оттуда и вот таким методом мы вышли из подвала.

Мы вошли в какую-то комнату, слышу стрельба уже реже, тише. И вот когда мы выбегаем туда, по-моему, в зал ожидания в большую комнату 2-х этажной части здания, чтобы пройти туда, в эти двери, что на пути, смотрю, там баррикады наложены и сидят 2 пулемётчика и я туда-то к ним прыгаю. Один мне ещё говорит «если бы не твой шлем [танкистский шлемофон], мы бы вас положили», то есть они уже конкретно эту часть вокзала отрезали, ждали боевиков, вот-вот уже должны были зайти уже с этой стороны и мы тут из подвала выскочили и на наших вышли, вот так.

Для меня эти слова почти ничего не значили, т.е. мне было совсем не до них. Ну мы начали, ты справа прикрываешь. ты слева, ты коридор делаешь. Выскочили из вокзала. За нами были раскрыты двухстворчатые двери, которые выходили на ж.д. путь и в них по одному, отстреливаясь по сторонам, солдаты выбегали из ж.д. линию.

Тогда из подвала все-таки вышли не все, побоялся выходить. Азат Боянов, танкист, когда мы все ушли из вокзала, он спрятался в подвале в вентиляционную трубу «вытяжку», его занесут в список пропавших без вести, в убитых не числится.
Через месяц после выхода, я случайно встретился с ним, и он расскажет мне, что после ухода нас с вокзала, боевики зайдут в вокзал, раненых будут добивать, потом на привокзальной площади устроят праздничный фейерверк, по поводу провала штурма. Он выждет там несколько часов, а когда все успокоится, он потихоньку начнет выбираться из вокзала, и скажет мне спасибо за то, что был свидетелем моего разговора с местными жителями, которые говорили мне как лучше уйти из города. Выйдя из вокзала он пошёл по ж.д. полотну и, вроде набрел на каких то десантников к которым и прибился.

Было темно, но всё горело огнём, и там была небольшая как бетонка перед асфальтом и путями. Она метров на 30 вдоль путей просматривалась, а уже далее темно было. Нам нужно было вдоль железки этих 30 метров проскочить, в сторону парка. Когда пробежали это расстояние, была ещё команда прикрывать, по сторонам стрелять.

Ещё рядом с вокзалом было какое-то здание недостроенное кирпичное. Вот я рядом с этим зданием лежал, там ещё был, огораживал, какой-то забор бетонный, вот возле этого забора я и лёг, как баррикада там какая-то была. Я стрелял в сторону «дома Павлова», там ещё рядом какой-то гранатомётчик лежал ещё, он с гранатомёта бил, а я стрелял с автомата. Гранатомётчик рядом лежит, ещё лупит один за другим, говорю - береги снаряды, а он только успевает их насаживать и как даст туда, я ему: «Да перестань ты, придержи маленько, нам ещё выходить», хлестал он по дому Павлова, я то понимаю, бьёт-то он не по целям, даже не метит, бьёт. Уже 2 или 3 осталось стрелы, я говорю: «Да прибереги ты, осталось-то совсем мало, млять, пригодится нам ещё их бить», - я же не знал, что они нас отпустят-то, думал, за нами пойдут! Думал, всю дорогу будем от них отбиваться, пока не выйдем из этого города. Я прикрывал, пока все не выйдут. Наблюдал в сторону «дома Павлова», едва услышал, что кто-то меня зовёт, Денис, Денис, когда я посмотрел, в двух метрах от меня был какой-то автоматчик, пригляделся - танкист, я узнал его - это был Исаев Иван он тоже «тоцкий», мы не виделись примерно с неделю, потому что были на разных танках, он ещё «р» не выговаривал, я подскочил к нему и спросил у Ивана патронов. Иван мне достал две пачки патронов из кармана танкача, я забрал патроны в, этот момент к нам подскочил пехотинец гранатометчик и выстрелил по «дому Павлова», на этом мы расстались и больше с Иваном Исаевым не встречались. Иван погибнет при отходе. Его найдут спустя некоторое время без ног… Потом Суфрадзе, когда приехал к нам в Червлёную, он что-то начал говорить, вот типа, они в Грозном технику подбитую собирали и раненных обсматривали обзванивали и вот он когда приехал, мне говорит, что Исаева Ивана нашли, говорит, ног нет, туловище одно и нашли Пашу Дудырева, тоже мёртвый, обгоревший, на танке лежал.

Когда вышла основная часть, а может и все солдаты, мы двинули из города по ж.д. полотну. Савин с нами прям и уходил, вроде. Я БМП вообще не видел, но я когда находился в вокзале кто-то из пацанов сказал, что мол вроде сейчас БМП отправляют. БМП, говорит, отправляют, раненных забрали всех туда, кого можно, говорит, прилепили белые флаги, красные кресты нарисовали, ну может быть и рисовали, вот якобы их отправили, но их неподалёку от вокзала и хлестанули, говорили так, и всех перебили, но это как я слышал, правда, нет, не знаю.

Когда пошли по железке, я помню, что впереди шёл танк, и на нем было много раненых, еле плёлся, мы за ним шли, он не стрелял ни по кому, просто шёл, за ним ещё бочка какая-то плелась [прим.: видимо те самые баки, что не сняли перед штурмом]. Преследования за нами не было, на обочине мы наткнулись на две БМП брошенные или БТР, на вид они были целые, я залез в десант, там горело освещение, никого не было, ни раненных, ни убитых. Я быстро поискал патроны, думал авось кто забыл ящичек, просто у всех проблема была, патроны-патроны, ничего не нашел и вылез из БМП. На вид они вроде как даже и не подбитые были.
Так тихонько мы дошли до края города, перебежками, кто ползком, кто как, танк заглох, и мы сняли раненых с танка. Потом я подхожу. Лежит вот этот офицер [Аденин] и вокруг него стоят солдаты, там стоял Суфрадзе, я точно помню. Команда такая, положить его на автоматы и понести.

Я считай, шёл самым последним, я взял этого Аденина, положил на свой автомат, мы его подняли, он был очень тяжёлый. Мы танк бросили и пошли в сады. Шла пехота рядом, вроде как нас обгоняла, 3-4, может с десяток-два, касок, я их прошу, подмените, кто-нибудь, ноги подкашиваются, салага, 19 лет, а он очень тяжёлый, плюс еды не было, от перепуга до страха, хоть бы кто посмотрел в мою сторону, ни один, все за свою жопу, блядь. И эти каски как шлёпали вперёд, так они нас обогнали и дальше пошлёпали. Потом мы в гору поднимались с этим раненным по садам, мы его не хотели бросить, ну было такое, мы его положим, отдохнём, посидим-посидим, потом опять берём и опять тащим, потом пронесём, снова положим, потом далее пойдём. Танк был брошен, не сориентируюсь, ну нам нужно было уходить в гору. Но танк шёл – это точно, впереди, шёл еле-еле и мы еле-еле. Суфрадзе со мной нёс, мы с ним лицо в лицо были. У Аденина было ранение обеих стоп, когда перекуривали, кто-то из офицеров сказал «две ноги перебиты», сам-то не рассматривал, не до того было.

Так мы поднялись на возвышенность, и город оказался внизу. Мы остановились, и я видел, как полыхал город, как в центре города множество трассирующих пуль улетали в ночное небо, это, наверно, и был фейерверк, о котором мне потом расскажет танкист Баянов. Напротив нас располагалась какая-то гора, и по ней вниз спускались в город какие-то боевые машины.

От усталости мне захотелось просто закрыть глаза, и немного прилечь на снег, и я отключился, придя в чувство от холода, я открыл глаза и поднялся, правая сторона моего бушлата застыла ледяной коркой, я испугался и подумал, что воспаления легких мне обеспечено, этого мне совсем не хотелась. Мы не знали, сколько нам предстояло блуждать, никто не знал. Посчитались, 142 человека вышло.
Когда вернулась разведка, она доложила, что впереди находится блок-пост наших войск, к счастью у них был БТР, он подъехал к нам, и мы погрузили всех раненых на него. Вскоре он их увез. Мы дождались рассвета и двинулись, не знаю куда, по какому-то полю, мы шли очень долго, ноги не передвигались, на поле была сплошная глина. Прапорщик медроты заставил меня нести свой бронежилет. Мы ещё пулемет с танка несли, какой-то нам дали, тяжело, а тут ещё он свой бронник.

Так мы прошли несколько километров, и наткнулись на какой-то дудаевский укреп район, там было очень много скрытых землянок, они были профессионально вырыты, с воздуха не увидеть. Мы посчитали, что эти землянки боевиков и что они ушли отсюда совсем недавно, был оставлен дня 2 как. Совсем небольшие лазы были, спускаешься, а там землянка. По штукам 3-4-м я полазил, но их там было больше 10 штук.

Потом откуда-то появилась БМП, и часть солдат и офицеров забрались на броню, также туда забрался и тот прапорщик из медроты и тогда он забрал с меня свой бронежилет. БМП понемногу вывозила личный состав бригады к месту дислокации, где стояли палатки, там нам оказали первую мед помощь. Через несколько дней нас вывезли в Моздок. Там, через некоторое время, нам предоставили новые танки, произошло пополнение танкового батальона. Приблизительно 20 января 1995 года, перейдя на танках через перевал, мы прибыли в аэропорт «Северный» города Грозного, для получения нового боевого задания. В Чечне я прослужил почти пол года, участвовал в операциях по разоружению незаконных вооруженных бандформирования в Чеченской республике, но в такие страшные сражения больше не попадал.

Когда наша бригада, выходила из Чечни, и мы производили погрузку бронетехники на ж.д. платформы станции Червлёная-Узловая Сев. Кав. ж.д., то на перекуре, я услышал, как один пехотинец рассказывал, что он был 01.01.1995г. в окружении на ж.д. вокзале, и что боевики кинули гранату в комнату, где он находился с другими солдатами.

- Хорошо, что какой то танкист не растерялся, схватил гранату и выкинул ее обратно.

Я стоял от него в двух шагах, и смотрел на его встревоженное от рассказа лицо. Я понял, что этот боец был со мной тогда, в той комнате на вокзале, но ни он меня в лицо не знает, ни я его не знаю. Дослушав его рассказ, я молча отошел в сторону к своему танку. В мае 1995 года я был уволен в запас из рядов Российской Армии по окончанию срока службы по призыву.

За тот подвиг с гранатой я получу медаль А. Суворова спустя 9 лет после службы, причём, бороться за её получение пришлось сложнее, чем ее заработать.

Наводчик Т-72 рядовой Денис Шачнев.

Первоисточник статьи: http://memoriesnorth.narod.ru