"Брестская крепость" на Сунже (101 бригада, август 1996, Грозный)

Ту историю часто вспоминают защитники Грозного. С горечью, до сих пор неизбывной.

Август 96-го, четвертые сутки идут ожесточенные бои. И вдруг...

Они не верили своим ушам — их родные войска поднимают белые флаги: капитулируют, складывают оружие и сдаются в плен. Этого быть не могло. Они, бойцы 101-й, отражали атаки «духов», гасили вражеские огневые точки, «зачищали» кварталы, обеспечивали проводку армейских колонн, вырывались из засад. Проломили бреши в блокадном кольце, освободив дороги к Ханкале и к хлебозаводу. Несли тяжелые потери, но несмотря ни на что готовились драться до победного конца. А сейчас там, на постах, кто-то празднует труса?!

Нет, не могло этого быть. И не было.

Была утка в телеэфире, пущенная программой «Вести». Кто-то из «фронтовых» корреспондентов поспешил отправить в Москву непроверенную информацию и «сдал в плен» целую бригаду вкупе с частями временной группировки. А может, с подачи Удугова решили пощекотать военным нервы, заявив на весь мир о трусости и предательстве российских солдат правопорядка. Или почву готовили для оправдания мирного урегулирования на позорных для державы условиях — поди разберись. Через три часа, правда, ведущий программы отработал задний ход: ошибочка, мол, вышла, уж не взыщите. А дело сделано: слово не воробей, вылетит — не поймаешь.

— Видели бы вы глаза солдат, узнавших, в чем их обвиняют, — с трудом сдерживая эмоции, говорили мне офицеры. — Пацаны вернулись с боевых, такого натерпелись... Жадно смолят сигареты, скидывают «броню». И тут — как нож в спину. Ну ничего, выдержали. Все выдержали — клевету, натиск бандитов. Не сдали ни одного блокпоста, выстояли на Минутке. Цены им нет, нашим парням.

Но мнение военных профессионалов некоторым цивильным журналистам до лампочки. И сегодня то в одной, то в другой газете читаем: чеченские боевики в Грозном нанесли федералам сокрушительное поражение. Причем пишут об этом, прекрасно зная, что опровергнуть облыжный вывод не составляет большого труда, ибо факты — вещь упрямая.

— С точки зрения человека военного, могу однозначно сказать: никакой победы сепаратисты в Грозном не одержали, — вспоминая события горячего августа, утверждает генерал-лейтенант запаса Игорь Рубцов, командовавший летом 96-го группировкой внутренних войск в Чеченской республике. — А в город бандформирования просочились потому, что из почти двухсот ведущих в него дорог мы контролировали только двадцать две основные магистрали. Но та информация о готовящемся вторжении, которой мы располагали, незамедлительно докладывалась в объединенный штаб. Мер, к сожалению, принято не было. Штаб рассчитывал справиться с боевиками только силами внутренних войск, а они по причине малочисленности и так несли службу на пределе своих возможностей. Тем не менее наши КПП и опорные пункты продержались почти двадцать дней, и ни один из них сдан противнику не был, пока не поступил приказ отходить. Разве это не свидетельствует о правильно избранной нами тактике с учетом ранее накопленного опыта? Мы укрепили «блоки» в расчете на долговременную осаду — с тем чтобы, измотав сепаратистов, можно было переходить к активным действиям по полному уничтожению боевиков. Так бы все и произошло, если б не внезапное перемирие. Сами чеченцы и их наемники это признали на переговорах. Отряды боевиков из-за больших потерь, нехватки боеприпасов и полного отсутствия продовольствия уже собирались пробиваться из города. Короче говоря, обвинение войск в том, что они сдали Грозный, абсолютно беспочвенно...

Среди оборонявшихся постов особенно знаменит тринадцатый «блок». Быль о нем похожа на легенду. Но попробуйте сказать это в первом батальоне 101-й бригады, на котором висели все блокпосты, — вам тут же с обидой возразят: а чем другие хуже? На седьмом, одиннадцатом, двадцать втором... — везде было жарко, везде была напряженка с продуктами и водой, везде свистели пули и лилась кровь. На все маленькие крепости боевики давно точили зубы — каждая из них играла важную роль в системе обороны города. С первого дня боев и до самого перемирия предпринимались упорные попытки овладеть ими силой, взять измором, парализовать волю к сопротивлению угрозами и заманчивыми предложениями сдаться на самых выгодных условиях. Зря порох тратили, клыки ломали, теряли время на переговоры. Все «блоки» дружно отвечали: «Нет». На разные лады — а в основном, стволами и «шершавым языком» окопа. В действиях по отражению бандитского натиска они были похожи друг на друга, точно пули одного калибра.

А первым среди равных оказался именно тринадцатый. Слышал, его даже «Брестской крепостью» называли.
Отвечу, слегка перефразировав поэта: «Сочтетесь славою, ведь вы свои же люди».

Слава батальону — одна. Хорошо дрался на блокпостах, в составе штурмовых отрядов и групп прикрытия. Закончил войну с минимальными потерями. «Брестская» на Сунже пусть будет одним из символов его ратной доблести — его и разведывательно-штурмовой роты, группы спецназа бригады, ярославского ОМОНа. Волею судьбы бойцы нескольких подразделений, выполнявших разные задачи, оказались на укрепленном пятачке у моста.

Слова в диктофон.

Рядовой Алексей Макаренко:

— Из нашего первого батальона на «блоке» к началу заварухи, шестого августа, было двадцать человек. Плюс отделение омоновцев. Начальник поста, офицер, заболел, временно исполнять его обязанности назначили контрактника — старшину роты Косарева Павла. «Блок» был хорошо укреплен, с наскоку не возьмешь, запас продуктов и воды на несколько дней, пять БК, настроение — нормалек, твердая уверенность: навалятся «духи»

— отобьемся.

Обстрел начался в семь утра. Мы с ответом не задержались, пошла у нас война. Где-то к часу дня подъехали разведчики и спецназовцы на двух поврежденных бэтрах. Шестнадцать бойцов, почти все ранены. На пацанов было страшно смотреть. Вырвались из засады, потеряли убитыми больше двадцати товарищей. Там и командир разведбата остался. Сильно по нему убивались — мировой был комбат. Страдали, плакали, что погибших не смогли вытащить из-под огня. Молотиловка, говорили, была жуткая.

Полку нашего, значит, прибыло. Числа десятого приютили еще группу армейцев, прорвавшуюся на танке и двух БМП во главе со старлеем, у них было восемь «двухсотых» и несколько «трехсотых». С одной стороны — подмога, а с другой — обуза. Погибших хоронить надо. Раненым оказывать помощь, а у нас своих полно. И лишние рты. Хорошо, у омоновцев был НЗ — два мешка муки и бутыль подсолнечного масла. Водитель КамАЗа, проезжая через КПП, поделился. Кое-как лепешками перебивались. А вот с водой — беда. Экономили как могли, и все равно на всех не хватало.

Пробовали к нам прорваться из бригады — раз, другой, третий. Ни хрена не получилось. Очень плотно нас «духи» заблокировали. Продолжаем отбиваться своими силами. В жаркие минуты запрашиваем по рации помощь, вызывая на себя минометный огонь. Здорово выручали батарейцы. Ювелирно работали, «огурцы» ложились точно по периметру поста, отсекая атакующих бандитов.

До нохчей, наконец, дошло, что без тяжелой артиллерии выкурить нас не удастся, и зачастили ихние парламентеры. Сдаваться не предлагаем, выпустим с оружием, то да се... Мы посовещались между собой и решили: пошли они... У нас танчик, три «бээмпэшки», два бэтра, патронов навалом. Умрем, но с поста не уйдем.

Долбимся дальше. Так бы оно и ничего, терпимо. Раненые только совсем плохие. Самый тяжелый — Дима Санин, боец из ГСН разведбата. Руку надо срочно ампутировать, иначе умрет от гангрены. Проблема — как? Ни хирургических инструментов, ни обезболивающих препаратов. Есть только водка, выпросили у беженцев, раны обрабатывать. «Будем делать операцию подручными средствами», — сказал наш санинструктор рядовой Фаиз Юртбаков. Наточил саперную лопату, заставил Санина выпить бутылку водки. И отрубил ему руку по самое плечо — «поплывший» Димка и опомниться не успел, только застонал, когда ему кость дробили. Спас пацана док...

Через несколько дней начался вывоз раненых. А после короткой передышки опять пошла война. Обстрелы, угрозы. Но пока у нас оставались силы и боеприпасы, бандиты не имели никаких шансов прорваться на КПП. Благодаря нашим командирам пост был отлично оборудован в инженерном отношении, умело распределены огневые точки. Короче, не «блок», а маленькая крепость. Отбивались плотно. За время обороны непосредственно на КПП потеряли только одного солдата, 19 августа от снайперской пули погиб оператор-наводчик БМП Костя Казаркин...

Рядовой Сергей Петров:

— Я был водителем второго бэтээра спецгруппы разведбата, которая утром шестого августа попала в засаду. Этот бой, где погиб наш командир, прикрывая отход пацанов, буду помнить всю жизнь. И восемнадцать суток, проведенных на КПП, тоже никогда не забуду. Почти каждый день нас обстреливали, давили на психику во время переговоров. Было очень туго с медикаментами. Раненые, натурально, гнили, запах на «блоке» стоял невыносимый, тучами роились мухи. Ели один раз в сутки, символически. Но все парни держались очень достойно, никто не ныл, терпели солдаты, пострадавшие от вражеских пуль и осколков. Трудности еще крепче сплотили братишек.

14 августа по радиостанции поступило из бригады сообщение, что по договоренности с нохчами будет производиться обмен наших убитых, которых местные жители закопали на месте боя возле цементного завода, и раненых на пленных «духов». На эксгумацию поехали вшестером: Сережа Крупин, Саша Кожемякин, Игорек Платонов, Серый Филев, Коля Яковлев и я. Привез к заводу гражданский чеченец на грузовике. Боевики нас обыскали, заставили сесть и стали запугивать. «Живыми, — каркают, — отсюда не выпустим, сейчас поотрезаем уши, загоним в подбитый бэтр и спалим из РПГ». Затем сменили пластинку: «Выкопать разрешим, а после этого всем прострелим руки и ноги, чтобы больше не воевали». Так издевались, волчары. Мы сидим молча. В конце концов дали нам лопаты, два противогаза и показали место захоронения. Роем... Не могу, тяжело вспоминать... Разложившиеся тела погибших. Боже, не узнать никого. Вздутая кожа, как в мыле. Извлекали убитых из земли голыми руками, от жуткого запаха не спасали даже противогазы. Но брезгливости, тошноты не было, ведь это наши погибшие товарищи. Откопали, погрузили в кузов. Три тела были без голов. Надругались, нелюди... Может, еще над живыми, беззащитными...

Перед тем как отправить нас обратно на КПП, нохчи разоткровенничались. Сказали, что наши ребята дрались как настоящие мужчины, у боевиков, засевших на заводе, потерь было больше, чем у нашей группы, хотя они имели численное превосходство и стреляли из укрытий, а мы находились на голом пятачке.

Это признание бандитов укрепило нашу решимость стоять на КПП до конца. Если на открытом месте не смогли «духи» всю группу уничтожить, хорошо укрепленный «блок» и подавно взять им слабо.

Обороняли свой пост вплоть до перемирия. В последние дни кончились продукты, мы стреляли собак, жевали отвратное мясо... И держались!

Жалко, что не дали войскам расправиться с врагами. Отняли у нас победу...

Прав солдат. Ему и его товарищам оставалось, в буквальном смысле слова, день простоять да ночь продержаться. Но миротворцы хорошо знали о планах командования по ликвидации бандитской группировки в Грозном, о критическом положении выдохшихся «духов» во второй половине августа и мощном потенциале федеральных сил, сосредоточенных для нанесения контрудара. И преподнесли собиравшимся делать ноги боевикам роскошный подарок, о котором те даже не мечтали...

Говорят, после драки кулаками не машут. Это верно. Как верно и то, что к отпору возмутителям спокойствия всех мастей нужно готовиться самым серьезным образом — извлекая уроки из роковых ошибок, используя боевой опыт, накопленный в условиях информационной войны против армии и сил правопорядка. В том числе и опыт активной обороны, стойкого сопротивления. Сопротивления с верой в победу.