Офицер брянского СОБР о новогоднем штурме Грозного

Новый 1995 год. Ночь с 31 декабря на 1 января. Большинство россиян сидят за праздничными столами. Шампанское, конфетти, шутки и смех. В это время на юге страны, в столице Чечни, разворачивается самая кровавая драма в истории современной России.

Федеральные силы идут на штурм Грозного. Новобранцы, никогда не видевшие оружия, брошены в бой против боевиков и профессиональных наемников. Высококлассные спецназовцы, прошедшие огонь Афганистана, идут на смерть по приказу командиров-карьеристов, никогда не нюхавших пороха. Апофеоз первой чеченской.

В 2020 году исполнилось 26 лет с начала войны, которая унесла десятки тысяч жизней с обеих сторон. Редакция сайта телеканала «Городской» решила посвятить несколько материалов брянским солдатам и офицерам, прошедшим этот ад. Среди них есть и те, кто встречал Новый 1995 год в атаке под свист пуль и разрывы снарядов. Кем были эти люди, что с ними сделала война, как сложилась их жизнь в дальнейшем. Наш первый герой — Игорь Михайлов, бывший в 1994 году капитаном Специального отряда быстрого реагирования брянской милиции.

Легкая улыбка на лице. Усталый взгляд. Приглушенный голос. Игорь Михайлов вместе с другими офицерами, такими же простыми брянскими парнями, в Новый год он оказался в самом пекле боев за Грозный. Город, внешнему облику которого сейчас позавидует иная европейская столица, в январе 1995 года был филиалом ада на Земле. Всех брянских СОБРовцев считали погибшими. Дома сослуживцы их уже оплакивали. Но офицеры не только выжили. Они с честью выполнили поставленную боевую задачу, за что 23 февраля были награждены Орденами Мужества. Мы беседуем с Игорем Михайловым спустя четверть века после страшных событий. О нем, о его службе в армии и милиции, о новогоднем штурме Грозного.

Не знали чем заняться

— Поначалу нас в СОБРе было всего семь офицеров. Отряд был сформирован на базе 6 отдела, который позднее стал УБОПом, — начинает свой рассказ Игорь Михайлов

Игорь Геннадиевич оказался в милиции после увольнения из армии в звании капитана в 1992 году. Военные погоны он снял не по своей воле: его часть, выведенная из ГДР в Сибирь, была расформирована. Капитан Михайлов, которому тогда было 26 лет, вернулся домой и начал искать работу. Офицер пришел в отдел кадров УВД и заявил о своем желании служить в милиции. Поначалу его определили в отдел, который занимался физической и боевой подготовкой сотрудников.

— И как оттуда вы попали в боевое подразделение?

— Начальник предложил. Тогда отряд только формировался, а у меня была соответствующая подготовка. Вот только никто не знал, чем нас занять. Поначалу мы и повестки развозили, и людей сопровождали. И только позже началась реальная работа. Были и освобождение заложников в Брянске, и борьба с бандами. Например, в Навле мы задержали большую ОПГ, которая занималась грабежами на дорогах, с убийствами, рэкетом. Это была большая спецоперация.
Ехали в простую командировку

— Когда вас отправили 11 декабря 1994 года в Чечню, вы понимали, с чем придется столкнуться?

— Нет, мы не представляли себе, куда и зачем едем. Так, по телевизору что-то слышали о Чечне. Но не знали, что нам предстоит. Получили командировочные. Думали, что жить будем в гостинице. Была какая-то эйфория. Но поскольку понимали, что придется работать, вооружились по полной. Нам выдали новейшие бронежилеты. Взяли с собой пулеметы, что оказалось верным решением. Еще думали, брать или нет. А ведь с нами оказались милиционеры из других регионов, которые прибыли только с пистолетами и короткоствольным оружием.

— Вас никто не проинструктировал, с чем придется столкнуться на месте. Но вы интуитивно понимали, чего можно ожидать. Это офицерский опыт?

— У нас в СОБРе служили настоящие профессионалы. Если говорить обо мне, я же кадровый военный, разведчик. Закончил Суворовское училище, затем Киевское общевойсковое военное училище. Был отобран в войска спецназначения ГРУ и служил под Ташкентом, где готовил солдат перед их отправкой в Афганистан. В самом Афгане был дважды, но в командировках – сопровождал молодых бойцов.

— А в Чечню вы ехали с какими задачами?

— Борьба с банформированиями. Никто из нас не думал, что это обернется полномасштабной войной. Инструктаж на базе «Альфы» занял всего около часа. Мы вылетали из Москвы, прибыли в Моздок, но только на месте уже узнали, где мы конкретно оказались. Затем больше двух недель прохлаждались на месте, жили в вагонах железнодорожных. Собирались встречать Новый год, купили еды, шампанского. А 30 декабря нас посадили в машины и отправили в сторону Грозного. В ночь на 1 января мы уже воевали в городе. Многие погибли, очень многие. А нас, всех брянских, Бог уберег.

Игорь Михайлов уверен, что выжить в боях за Грозный ему и сослуживцам помог опыт, приобретенный в Советской Армии. Но отправляясь в Чечню, как им сказали, на борьбу с бандами, офицеры были готовы к чему угодно, только не к бардаку и неразберихе, которые царили в федеральных войсках.

— Бардак был во всем – от непрофессионализма командиров, отправлявших танковые колонны на узкие улицы города, до полного рассогласования в действиях не только военных и милиции, но и между различными родами войск, — говорит бывший боец СОБР.
Против нас воевали профессионалы

— Вы сказали о непрофессионализме командиров. Почему?

— В начале 1990-х годов по ряду причин, в том числе из-за прямых увольнений со стороны ельцинского руководства, Армию покинуло множество боевых офицеров. Тех, кто прошел Афганистан. Тех, кто был хорошо образован и подготовлен. Их место заняли тыловики, не нюхавшие пороха, не изучавшие толком военной истории. И они повели войска брать город. А принцип захвата городов, извините, не менялся со времен Великой Отечественной. Но даже опыт той войны ничему их не научил.

— Но ведь вы сами были офицером, капитаном. Вы не могли никак повлиять на ситуацию?

— Нет. Я был обычным бойцом в сборном отряде СОБРовцев. Мы входили в город на колонне БТРов, а впереди был командир «на белом коне», который и вел нас. И когда мы попали под обстрел, оказавшись как на ладони у противника, пришлось прямо с марша вступать в бой. А солдатики рядом оказались необстрелянные. Пулеметчик в БТРе не смог сделать ни одного выстрела. Почему? Он не проверил оружие перед выездом. А там боек был сбит. В нас попали из гранатомета, но спасло то, что противник стрелял навскидку и попал по касательной. Выстрели он прицельно в лоб, мы бы сейчас не разговаривали.

— То есть стрелявший в вас человек тоже был плохо подготовлен?

— Не знаю. Думаю, он боялся, что наш пулеметчик все же даст залп, поэтому торопился. В целом же в Грозном нам противостояли хорошо подготовленные бойцы. Это были солдаты и офицеры Советской Армии, выходцы со всего Кавказа, это были наемники из Прибалтики и Украины – тоже профессиональные военные. Они все были очень хорошо подготовлены к войне. У них было четкое централизованное руководство. Мы же входили туда с новобранцами, во главе которых стояли не имевшие боевого опыта командиры.
Не могли не помочь

— В ситуации, которую вы описываете, любому здравомыслящему человеку будет просто страшно. Как вам удавалось сохранять хладнокровие?

— Ничего не боится только дурак. Конечно было страшно. Но мы выполняли приказ. Кроме того, для советского офицера понятия «честь» и «долг» — это не пустые слова. Мы не растеряли их и в 90-е. Понимаете, когда вы видите трупы людей, плывущие в Тереке, когда вам навстречу со слезами бегут женщины, просящие о помощи, вы уже не думаете о себе. Вы думаете о том, чем вы можете помочь этим людям.

— Как складывались ваши отношения с местным населением?

— Город ведь никто не эвакуировал. Люди его не успели покинуть. И мы пытались укрыть и защитить каждого, по мере возможности. Без оглядки на национальность. Ведь там были и чеченцы, которые выступали против дудаевцев. Эти люди были проводниками. И даже разведданные поставляли. Но больше было тех, кому самим нужна была помощь.

— Вы кого-то запомнили?

— Однажды ночью, среди шквала огня, а ночи в новогоднем Грозном из-за бесконечной стрельбы и взрывов мало отличались от дня, к нам пришел мальчик. Мы тогда ночевали в подвале молокозавода. Топили печку-буржуйку воском для сыра. И вот заходит семилетний ребенок. Русский. И говорит: «Дяденьки. У меня мама и сестра пятилетняя. Они очень голодные. Вот вам пачка чая, дайте нам паёк за неё». Как он пробрался к нам – неизвестно. Мы собрали все свои сухпайки, тушенку, всё, что у нас было, а нам выдали на три дня продовольствие, покормили его и проводили. Даже сомнения не возникло, что так нужно сделать.
Похороненные заживо

Сотрудники брянского СОБР оказались в самом эпицентре боев за Грозный. Они добровольно вызвались занять и удерживать самое высокое здание в городе, откуда велась корректировка огня артиллерии и авиации. По словам Игоря Михайлова, их командир честно сказал, что те, кто отправятся в нефтехимический институт, пойдут на верную смерть. Все брянские парни вызвались на это сложное и опасное задание.

— Нужно было под непрекращающимся ожесточенным огнем пересечь проспект, войти в здание и удерживать его сутки. Но мы отбивались там 36 часов, после чего нас сменили ребята из Сибири. Это был самый страшный бой за все время пребывания в Грозном. Командиры нас заочно похоронили. Они были уверены, что мы погибли. Уже даже в Брянск сообщили об этом. Но здесь, дома, было принято решение дождаться тел, и только потом сообщать родным.

— А почему командиры решили, что вас уже нет в живых?

— Трудно было поверить, что мы выжили. Что касается меня, то я упал, пока бежал через проспект. В это время рядом взорвался снаряд. В тот же момент. И сложилось ощущение, что снаряд угодил в меня. Но меня даже осколком не зацепило – все они прошли выше. А так, конечно, очень многие погибли и на подступах к зданию института, и в нем самом. Когда однажды мы попали под обстрел своих же, федеральных войск, мы закрылись в одном из кабинетов, спрятавшись под груду химических столов. Защита, прямо скажем, так себе. Но снова обошлось без жертв среди брянских.

— Когда вы вернулись, сильно удивили командиров?

— Вернуться тоже было непростой задачей. Было два варианта: идти тем же путем, каким мы добрались, но где нас точно поджидал противник, или побежать через площадь, где мы были, как на ладони. Мы решили выходить через открытую площадь, использовать эффект неожиданности, где нас никто не ждал и думать не мог, что мы пойдем этим путем. Сработало. А удивились больше всего в Моздоке, куда нас практически сразу после выполнения задания отправили. Там тоже уже знали, что мы якобы погибли. А тут мы прибыли все черные от копоти.

Погиб, потому что дурак

— Вас отправили фактически на верную смерть. Как вы оцениваете приказы, которые давало высшее военное руководство?

— Павел Грачев, министр, был уверен, что Грозный можно легко и быстро захватить. И отправил туда танки. Разве так действует нормальный военный? В армии царил полный бардак.

— В чем он проявлялся конкретно?

— Да во всем. Например, со мной в первом бою оказался пулеметчик, которому было 17 лет. Вдумайтесь – 17 лет и человек на войне. Как? Как он попал в Чечню? Он даже не знал, что нужно делать с оружием.

— Но это звучит невероятно. Как его вообще могли призвать в армию?

— Это был дикий 1994 год. Творился такой бардак, в который сейчас действительно сложно поверить. И мы были в шоке. Не могли понять. Он сказал, что его вызвали в военкомат, и вперед и с песней. Командовал тем парнишкой сержант, кстати, оказался из Погара, не знаю, что с ним стало, так вот – он подтвердил возраст бойца. Представьте, этих необстрелянных ребят посадили в БТР и отправили на войну.

— Вы сказали, что была и проблема с офицерами.

— Конечно. Борис Николаевич Ельцин уволил всех квалифицированных высших военных. Их места заняли чьи-то сынки, которые не имели боевого опыта. Это прозвучит грубо, но вот посреди Грозного гибнет генерал. Почему он погиб? Потому что дурак. Он шел по площади как на параде – в окружении полковников и в генеральской каракулевой шапке. Идеальная мишень. Человек не понимал, что он на войне. Его накрыло прямым попаданием снаряда. Уже после этого командиры предпочли одеваться в обычную полевую форму, не выделяться. Генералы уж точно перестали каракулевые шапки носить.
Мы никому не нужны

— Ваша семья знала, что вы отправились в Чечню?

— Да, все знали. Родители точно знали. А жена… Так получилось, что незадолго до командировки я развелся. Сыну было четыре года.

Игорь Михайлов вздыхает, голос становится еще более приглушенным. Взаимоотношения с сыном – это больная для него тема. Бывшая жена постаралась отгородить ребенка от отца. Когда он был маленьким, Игорь Геннадиевич пытался делать это через родственников. Сейчас сыну почти тридцать, но с отцом он не видится.

— Он в том возрасте, когда я оказался в Чечне. И мне приятно, что он выбрал тот же путь, стал офицером Российской Армии.

— У вас были еще командировки в Чечню?

— Нет. Дело в том, что в 1995 году я уволился из органов. Причина была личная. Возник конфликт с одним из командиров, конфликт очень неприятный. Он, тыловик, считал, что мы в Чечне развлекались. Так и говорил. Я не смог этого стерпеть. В итоге… Неприятная получилась история, но пришлось искать себя заново.

— И чем вас пришлось заниматься? Время ведь дикое. Найти работу очень сложно.

— Всякое было. Ушел в частный бизнес. Не сам бизнесменом, а по найму. Работал в охране, был начальником охранного предприятия. Потом понял, что нужно образование. Закончил брянский филиал академии госслужбы, нынешний РАНХиГС, диплом получил в 2007 году. Был директором ДК имени Гагарина в Володарском районе, но когда его решили сломать, меня сократили. После этого я пытался устроиться, но… никому мы не нужны.

Денин не выполнил обещания

— Что вы имеете в виду? Не нужен ваш опыт?

— Одно дело, когда бывший военный «садится на стакан», сам сдается. Но когда ты инициативен, ищешь себе применения, все равно не находишь… Я раз пять участвовал в выборах, пытался стать депутатом Горсовета. Участвовал в праймериз с Дениным на выборах губернатора и занял четвертое место, что очень высоко. Денин пообещал работу, но это осталось только обещанием.

— Если вы участвовали в праймериз, значит…

— Да, я десять лет был членом парии «Единая Россия», но потом вышел из нее.

— Государственная поддержка. Она есть у прошедших Чечню?

— Я получаю в месяц 2800 рублей боевых. Всё. Больше ничего. Из привилегий только госпиталь для ветеранов. Но и там все не так хорошо, как было поначалу. Если раньше ты там был как на курорте, мог пройти обследование с курсом лечения чего угодно, то теперь лечат то, с чем направят. Но и то хорошо – раз в полгода можно там подлечиться.

— У вас есть ветеранская организация. Вы поддерживаете друг друга?

— Конечно. Те ребята, с которыми воевали бок о бок, мы общаемся, стараемся поддерживать друг друга. Но, к сожалению, те, кто поднялся, достиг каких-то высот, им тоже до нас нет дела. Я пытался обратиться за помощью к двум нашим брянским Героям России. Просил помощи в поиске работы. Один даже общаться не стал, переадресовал к своему помощнику. А другой после выборов, когда получил свой высокий статус, на звонки перестал отвечать. Просто не берет трубку. Печально, но такова жизнь. Выкручивайся сам.

Хочу вернуться в Грозный

— Сейчас, по прошествии 25 лет, вы хотели бы посмотреть на то, каким стал Грозный?

— Конечно. Я бы с удовольствием туда слетал. Интересно посмотреть на город. И не только туда. Много есть мест, где хочется побывать. Но на путешествия не хватает денег.

— Вы же где-то работаете?

— Я водитель 18-й маршрутки. Это вынужденная мера, поскольку деньги нужны, а другого заработка честного я в настоящее время не нашел. Не могу сказать, что мне нравится такая работа. Знаете, есть водители, которые словно рождены для маршрутки. А мне сложно заниматься этим. Надеюсь, что еще смогу вернуться к управленческой деятельности и реализовать себя. Опыт и навыки позволяют быть уверенным, что справлюсь.