Чечня, 1999. Рассказ кинолога-сапера

В армию меня забрали в июне 1999 г. Я по здоровью не проходил по двум пунктам, но времена были сложные, забирали всех. Кстати, желудочно-кишечный тракт (4 заболевания) в армии вылечили без лекарств... Начал службу в Дмитровском районе, в 470-м методико-кинологическом центре (бывшая Центральная школа военного собаководства), где 7 месяцев учился на вожатого собаки минно-розыскной службы. Об «учебке» остались только приятные воспоминания, хотя была «дедовщина». Потом ушел в войска, в инженерно-саперную бригаду в Нахабино (5 месяцев — уставщина). Сейчас там снимается сериал «Солдаты». Последние полгода служил в Чечне, в отдельной роте разминирования, с минно-разыскной собачкой. Рота наша была специально сформирована для инженерной разведки, нас называли «московскими». Хотя мы стояли на продовольственном и денежном довольствии в 42-й мотострелковой дивизии, подчинялись только штабу ЦБУ (центральное боевое управление). И оснащение было хорошим, почти все новое. Состав роты — с миру по нитке. Из десятка «контрабасов» (контрактников) — через месяц, когда поняли, что их «кидают» с деньгами, — остались только двое. Остальные - срочники из разных мест. Жили в поле, в палаточном лагере рядом со «взлеткой» Ханкалы. Тяжело было только первые три недели, пока обустраивались, потом настала «лафа». С утра — на выезд, съездил — отдыхаешь, после обеда опять же съездил — отдыхаешь. Выездов могло быть и три, и четыре... Когда в первый раз увидел Грозный, был шокирован. По телевизору показывали дома с выбитыми окнами, простреленными стенами, но когда своими глазами посмотрел, НАСКОЛЬКО он разрушен, так, что люди пьют воду из грязной речки, а в километре от этого места солдат моет в ней КамАЗ, — чувство было неприятным. Особенно когда представляешь, что это был красивейший зеленый город, вокруг предгорья, горы — настоящая курортная зона. Жили мы в палатках. Свободы больше. Осенью, когда 42-я мсд стала переезжать в казармы, мы бойцам не завидовали. Занятия в классах, вечерняя прогулка и прочее. Интересно было наблюдать, как лопатами и скребками для снега собирают с асфальта жидкую грязь. Все были одеты строго по форме. По плацу — либо строевым, либо бегом. У нас выезды в Грозный (и не только) были каждый день. Забавно было слушать друга из 42-й, который хвалился, что сегодня они ездили на учения в Грозный (впервые за 3 месяца)... Да и вообще без хвастовства скажу, что наша рота была одним из немногих, реально действовавших боевых подразделений из срочников. На память приходит лишь 76-й полк (здесь не совсем понятно, о ком идет речь – возможно, имеются в виду части и подразделения 76-й гв ДШД). С восхищением смотрели мы на мобильные группы «спецов» по 3-4 человека на УАЗах с пулеметами. За регулярные «зачистки» нашу роту больше всего не любили на ханкалинском рынке...

ГУД БАЙ, ИЛИ ДО НОВОЙ ВСТРЕЧИ, «КАПИТАН»? ЕСЛИ ТЫ ЕЩЕ ЖИВ...

Вспоминается один, надо сказать, поучительный случай. Напомню, так как мы были саперы, к нам со всех сторон приносили, привозили найденные боеприпасы: различные снаряды, мины, ВОГи, гранаты, патроны всех калибров. Тротил, пластит, порох лежали в ящиках, как богатство в пиратских сундуках. По мере накопления все это вывозилось и уничтожалось. Так вот, у нас был свой маршрут в Грозном, после его проверки мы возвращались примерно в одно время. Однажды вечером какой-то капитан, сказавший, что он из 42-й дивизии, принес снаряд от миномета. Взрывателя и боеголовки на нем не было, просто болванка с тротилом. Капитан его сдал, положив напротив контейнера, в котором находились тротил, гранаты, ОПШ, ДШ и прочие взрывчатые вещества. Разумеется, положил он его не сам, а пройдя с нашим старшиной. На следующий день, когда мы вернулись с утреннего выезда по маршруту и стали сдавать автоматы в контейнеры (в палатках мы их не держали), а часть ребят сгружала найденные ленты с выстрелами к БМП-2, этот минометный снаряд взорвался. В итоге одному из наших ампутировали ногу, трое или четверо получили ранения, включая нашего прапора «Старого». О нем надо сказать отдельно — к зиме на все выезды он ездил только в маске, за его голову «чехи» назначили 10.000 долларов. «Старый» хоть и был постоянно «в градусе», но мужик замечательный, «наследить» успел. С 1994-го он домой ездил только в отпуск, все остальное время был в Чечне, Грозный знал наизусть.

...Осколки от снаряда пробили контейнер с взрывчатыми веществами, то, что не произошел взрыв, — просто чудо. Сделав в 42-ю дивизию запрос по этому капитану, мы получили ответ, что такого не существует... Вообще, надо признать, «чехи» делали «закладки» хорошо. Примерно с октября в ЦБУ произошла какая-то ошибка, и некоторую часть нашего участка стала проверять точно такая же группа инженерной разведки из Внутренних войск — примерно в одно с нами время, только навстречу нам. Так, в одно «прекрасное» утро, после встречи с коллегами, немного постояв и поболтав, двинулись дальше и на обочине нашли фугас. Правда, получилось так, что мы отпугнули «чехов», до кустов протянуть провода они не успели. После прохода группы из Внутренних войск прошло не более 7 минут...

ЗАЧЕМ ЭТА ВОЙНА?

Однажды осенью в штабе (Москва или ЦБУ) решили провести массированную «зачистку», выставив в цепочку солдат, каждого через 20 метров. «Цепочка» получилась на несколько километров. Таким порядком они пошли в горы. Каждый, помимо прочего, нес по 2 минометных снаряда, увеличенное количество патронов, паек, а наши пацаны (2 или 4 вожатых, не помню) еще и еду для собак. Ничего из этой затеи не вышло. Дошло до того, что из-за отсутствия воды пришлось пить воду из луж, а позже убегать от обстрела своих же артиллеристов. Была в нашей службе, что уж греха таить, и плохая сторона — мародерство. Хотя мы ни у кого ничего не грабили. В каждой палатке оба входа были с обычными дверьми из квартир, с ними было теплее. После отправки первых дембелей, «бегунов» в госпиталь, ухода контрабасов часть нар выкинули, вместо них появились диваны. Правда, сразу оговорюсь, что все это мы брали из разрушенных многоэтажек, в которых могло не быть подъезда или частично пары этажей. Вместо входа в подъезд мы проходили через дыру от взрыва. А летом и осенью на обратном пути после проверки маршрута заезжали на дачные участки — там виноград, яблоки, орехи. Больно было на это смотреть — целые дома, только без стекол, да двери или крыша прострелены. Прекрасные участки с садами и цветами, когда-то приносившие радость и счастье хозяевам, а теперь все заброшено, и вернутся ли когда-нибудь хозяева? Сколько горя несет война, развязанная нашими правителями ельцинской (с маленькой буквы) эпохи «прекрасных» девяностых...

«СПАЛЬНИКИ ЗАГНАЛИ ЗА ВОДКУ»

В лагере, помимо наших палаток и штаба, были кухня, палатка-столовая (в которой с осени никто уже не ел), офицерская столовая, площадка для выгула собак, бункер под склад, курилка, вырытая в земле, душ — деревянный каркас, покрытый масксетью, с несколькими краниками и резиновым резервуаром. У ротного душ, туалет были свои, да еще и бассейн из пятитонного резервуара. Воду привозили «пожаркой». Вся территория была засыпана щебенкой, что осенью — зимой очень облегчало жизнь. В палатках спали на нарах (офицеры на раскладушках, в своей палатке). Матрацы, одеяла, подушки были у всех. Разумеется, без белья. Изначально имелись легкие и удобные китайские спальники, но месяца за два их все загнали летчикам за водку. У каждого возле головы висел броник «Кираса-5 Универсал», 12 кг, пластины которого реально держали пулю СВД или ПКМ. Вообще к быту претензий не было, плохо было только днем - жарко и мухи. ЗАПАХ ТОГО ХЛЕБА ПОМНЮ ДО СИХ ПОР Повара — срочники. На первое — суп, чаще всего перловый, борщ из банок, на второе — сечка, перловка, какое-то время — порошковая картошка, реже макароны, очень редко — рис и гречка (ее старшина продавал «чехам» или менял на ту же сечку). Чай с сахаром — только в первые 2-3 дня после получения продуктов, остальной шел в Грозный, на рынок (к офицерам это, разумеется, не относилось). Что интересно, домой этот старшина — прапор — поехал не как все — днем, а по-партизански, в темноте, под утро, за два дня до официально объявленного ухода. Знал, что за свои дела домой поехал бы в лучшем случае с синяками, весь опухший. Хлеб был только белый. Черного хотелось настолько, что чуть ли не каждую ночь снился во сне. Летом, примерно в течение месяца, привозили «чудо-ароматный» хлеб. Когда повар сжимал булку, из нее вытекала слизистая жидкость. Запах этого хлеба помню до сих пор. Вместо него выдавали сухари — даже ротному. В июле — августе, после того как в роте начался «дизель» (дизентерия), еду давали абсолютно несоленую. Мне без разницы, но ребята без соли «вешались». В воду стали добавлять неимоверное количество хлорки — так, что пить ее было практически невозможно. А до этого из-за жары выпивали по 7—10 фляг в день! (Теперь в это самому трудно поверить.) Позже привыкли, стало уходить не больше двух фляг в день. Сигаретами снабжали каждый месяц, но в разное время и в недостаточном количестве. Либо «Прима», либо «Беломор». В основном сигареты покупали в Грозном на рынке на деньги от продажи бензина и тушенки. Иногда под видом бензина продавали солярку, разведенную из расчета 3:1 в «пользу» солярки, но делали это в таких местах, куда больше не возвращались. Никакой «гуманитарки» мы не видели. Единственный раз на Новый год нам, кинологам, пришла посылка из нашей «учебки» (которую в 42-й успели вскрыть). Там были консервы, сигареты, конфеты, «мыльно-рыльные» принадлежности. Какое для нас было счастье — эта посылка! Знать, что о тебе помнит кто-то, кроме родителей. За это ГРОМАДНЕЙШЕЕ СПАСИБО командованию части.

ЖДАТЬ «БОЕВЫХ» ПРИШЛОСЬ ПОЛТОРА ГОДА

Так как рота была сформирована из командированных из разных частей, то из формы нам выдали портянки, трусы, майки, «кирзачи». Ближе к осени — камуфляжный свитер и вязаную шапочку, а также бушлат. Некоторым — берцы, у кого размер 45 и выше. Выдавали и резиновые сапоги, поначалу принятые на «ура», но уже через две недели их носили единицы, так как ноги в них уставали и мерзли. Шапочка и свитер, без моего ведома, вслед за спальником ушли на «взлетку»... Отдельно хочется сказать о деньгах, довольствии и «боевых». Деньги за все полгода получали всего 2 раза. В первый раз скинулись и купили магнитофон и «мыльно-рыльные». Первые два месяца мы находились на довольствии у ростовской части, «боевые» они закрыли лишь некоторым «избранным». Остальные (чуть больше четырех месяцев) «боевые» закрыли нормально, но не полностью — в среднем дней по 20 в месяц, хотя выезды были каждый день. Ждать «боевых» пришлось полтора года.

ХОРОШО В ТЕПЛЕ, НУ А РВАНЕТ, ТАК РВАНЕТ...

На зиму для палаток выдали утепленную подкладку. Печки, которые у нас имелись (мы называли поросятами), были без поддувал. Топили в основном дровами: привозили бревна и всей ротой пилили. Попадались осины в два обхвата, пилить которые было трудно, а горели они еще хуже, практически не давая тепла. Мы для лучшего горения использовали «полторашку» — то есть полуторалитровую брызгалку с соляркой. Соляркой топили и в караулке. До тех пор, пока палатка не загорелась. К счастью, огонь успели погасить почти сразу. Кинолог Один раз привезли уголь, но хватило его ненадолго. Лучше всего горели дрова из снарядных ящиков, давая много тепла, но они были дефицитом. Использовали «фирменное» топливо — имевшийся всегда тротил, благо рота саперная. Горел так яростно, что по два раза в неделю приходилось печку подбивать к трубе, иначе она от нее отъезжала. Правда, ротный вел с данным явлением беспощадную борьбу, определяя, где топят тротилом, по черному дыму из труб. Была вероятность детонации тротила в закрытой печке. Две 200-граммовые или одна 400-граммовая шашки могли взорваться, что однажды чуть не произошло... Еще лучше горел серый пенопласт из снарядных ящиков, но он попадался нечасто. Однажды в одну «умную» голову пришла мысль топить печку «кишкой» из заряда разминирования. Хорошо, ему вовремя напомнили, что там, помимо пластита, есть и гексоген... Курьезный случай был опять же с тротилом. У нас, рядом с лагерем, находились тренировочные минные поля для собак – метров 300. Сразу же за ними стоял лагерь минометчиков, которые при помощи своих «тюльпанов» (минометов) «говорили» каждый день — «доброе утро, Чечня, и — спокойной ночи, Чечня». Мы закапывали в эти тренировочные поля мины (надо сказать, при помощи топора, так как лопаты эту землю не брали, ее за время войны наглухо утрамбовала военная техника). Так вот, однажды заметили, что собаки перестали работать на этих полях, игнорируя закладки (в основном ТМ-62 без взрывателя). Когда же через два дня мы решили поменять места закладок, то выяснилось, что ни одной мины на поле не осталось. Ночами, добывая тротил, их выкопали минометчики...

ХУЖЕ БОЕВИКОВ - ВШИ

Это зараза, которая не дает покоя ни днем, ни ночью. Тем не менее если во многих подразделениях вши появились с наступлением холодов, то у нас они исчезли. Привезли их те немногие, кто переночевал на перевалочном пункте в Ханкале. Избавились от них первыми мы, вожатые. После одной из комиссий нам для обработки от блох вольеров и собак выделили порошок, после стирки в котором одежды вши исчезли. А недели через три в роту привезли японское средство. Его нужно было развести в воде и при помощи шприца пройти по швам одежды. Это помогло. Еще у нас появилась баня, вырытая в земле, причем с парилкой — все, как положено. ...Хуже всего зимой было с утра ехать на выезд. Прыгать на холодный мокрый БТР, а на обратном пути подсаживать на него свою собаку, с лап которой тебе в морду летит грязь. Таковы особенности работы вожатого... Перед «дембелем» отправились в 42-ю дивизию за документами. Хватило пройти 300 метров туда и обратно, чтобы оставить в этой пластилиновой грязи каблук с сапога. Благо, были новые, чтобы поехать домой. ДВА СЛОВА О ЛЕЧЕНИИ Здесь сказать ничего не могу, в роте оказывали только первичную помощь. Когда в роте началась дизентерия, то отправляли в госпиталь в Ханкалу. У меня прошло само собой, без лечения (сожрали на троих ведро немытых абрикосов). В ханкалинском госпитале врачи и медсестры (особенно в хирургии) заслуживали всяческого УВАЖЕНИЯ, особенно учитывая нагрузку, которая приходилась на них. А вот госпиталь в Моздоке почему-то все поминали недобрым словом.

РОКОВАЯ ЖЕНЩИНА С ИМЕНЕМ ОВЧАРКИ

Скажу о женщинах, которые служили в нашей роте. Первая — Жанна из Иваново. Служила в милиции кинологом. Как попала в Чечню, не знаю. Ее поставили старшей к нам, вожатым. Неприятно было, когда она нас «прокачивала» (отжимались, бегали) — это девушка, лет на семь старше нас! Но пробыла у нас недолго — убрали, потому что «не дала» ротному. Позже появились еще две — Лена и Айда (так же звали мою овчарку). Официально они были поварами, неофициально — любовницами ротного и начштаба. Позже Айда ночью подкинула в окно нашей палатки гранату РГД-5. Погиб братишка, дембель, имя уже не помню, сам он был с севера и уже месяц как должен был быть дома. Но узнали мы о том, кто это сделал, уже после того как она ушла из нашей роты к вертолетчикам и спалила там две палатки, там тоже кто-то погиб. Больше всего мы завидовали офицерам из ЦБУ, у них в столовой официантками работали настоящие красавицы!

ВЫПИТЬ НЕТ, НО ВЫПИТЬ НАДО!

Это больной вопрос. И ситуация была, как говорится, «чем дальше в лес, тем больше дров». Сначала додумались менять у вертолетчиков спальники на осетинскую водку по 50 рублей за бутылку. Но это дорого. Тогда стали толкать «чехам» бензин и солярку — заправок в Грозном не было, а машин, особенно с осени 2000 года, все больше. Бензин продавали на улицах в больших бутылках — и настоящий, и выкачанный из подземных резервуаров Грозного, и свой, «самопальный». Во время «зачисток» иногда задерживали такие «самовары», находящиеся в фургонах машин. На деньги, вырученные от бензина, покупалась водка «Балтика» в квадратных бутылках по 20 рублей, осетинский коньяк по 25 р. Я не пью, но ребята его хвалили. В Грозном покупали дешевую водку. К вечеру, чтобы «догнаться», бежали на «взлетку» пропивать свитера и шапки. А при отправке на ДМБ стоимость этих вещей вычиталась из «дембельских». Небезопасно было делать «зачистки» на рынках. Выпивка изымалась (кроме Грозного). Так, на рынке в Ханкале при изъятии водки продавщица выхватила из лифчика (женского, а не разгрузки) гранату, обещая взорвать себя. Как-то ситуацию уладили. А в Шали при изъятии вызвали коменданта. Но все уладилось — комендант оказался родным братом нашего прапорщика «Старого». Вообще, за пьянку время от времени наказывали — бегом по плацу в бронике, с вещмешком с камнями. Или «зинданом» в форме одежды № 0 плюс «пролечивание» у ротного... По поводу наркоты: коноплю, которая росла поблизости с лагерем, вырвали очень быстро. Привозили с выездов. Была пара идиотов, которые кололись. Какое-то время пошло увлечением бензином. Хотя ситуация была неоднозначной: у нас из четырех взводов больше всего любили курнуть и выпить в первом и втором, а в четвертом (нашем) таких было всего 4 человека. Самыми примерными были мы, вожатые. Два любителя «обдолбаться» перевелись от нас в саперы. Провинившихся сажали на «губу», роль которой выполняли «зинданы». Например, один простой — яма 1,5x1,5 м и 3 м глубиной, второй «мебелированный» — деревянный короб примерно 80x80 см и 4 м глубиной. С утра частенько «заключенным» устраивали душ, вылив пару ведер воды. А в 42-й дивизии видел «офицерско-контрабасную» губу, в которой провинившиеся нередко теряли сознание. Это был обычный железный вагон. При 45 градусах жары нетрудно представить, какая температура была внутри.

ЭПИЛОГ

Во время службы в Чечне все мысли были о доме, я не мог понять тех офицеров, которые приезжали по третьему, четвертому разу. Когда же вернулся домой, уже на вторую неделю начал тосковать по Чечне, по пацанам, которые остались там (на полгода младше призыв). Да и самый замечательный Новый год я провел там, такого «салюта» больше не видел нигде. А в апреле, получив письма от пацанов, узнал, что роту в марте расформировали. Но у меня в душе она существует до сих пор...