Героизм на Высоте 3234

Общеизвестно, что война, да что там война, обычные жизненные ситуации видны "из разных" глаз. Достаточно послушать, что в мирной жизни говорят про начальников подчиненные и что говорят начальники про подчиненных. Как оцениваются те или иные решения, как высказываются заявления о том, как могло быть лучше.

То же и на войне, только в силу постоянно меняющихся обстоятельств, в условиях ограниченного времени, при максимально высоких ставках – а это жизнь подчиненных солдат и офицеров - добиться ясной картины происходящего еще более сложно. Кто тут прав? Да никто не прав, и каждый прав по-своему.

Многие, например, думают, что командовать, планировать и прогнозировать – это не то, что по горам с автоматом ползать, - сидишь себе в палатке да в телефон указания раздаешь. Еще часто думают, что командиры и офицеры - это такие звери, которые гонят молодых мальчиков на убой, стараясь не подвергать себя риску. Бывает и так, что именно так думают эти самые мальчики, то есть "простые солдаты". Еще, бывает, забывают мелкие детали. Например, спрашивают у солдата, как получилось, что в бою ты действовал вот так-то и так-то, положил кучу врагов и сам остался в живых. А он отвечает: "Да я не знаю, как-то автоматически все получилось".

При этом он ни в какую не помнит, как этот автоматизм в него вбивали каждодневными изнуряющими тренировками, как инструкторы готовили его решать ту самую ситуацию, в которой сработали все заложенные в него навыки и рефлексы.

 Еще тяжелее, когда людей, пытающихся разобраться в том, что произошло, раздирают эмоции. Страшно и больно читать вопросы матери Вячеслава Александрова полковнику Востротину:

("Валерий Александрович, почему у ребят на той высотке 3234 не было оружия, точнее, пуль и гранат, и чем же они должны были сдерживать натиск вооруженных до зубов душманов?")

Страшно и больно даже представить себе, что испытывал полковник Востротин, которого солдаты боготворили, как дети отца, когда читал эти вопросы.

Но при всем этом нельзя забывать, кто писал эти вопросы, в какой ситуации и какие представления о происходящих событиях могли быть у этой, безусловно, достойной женщины, вырастившей настоящего героя.

Так что же происходило в процессе боя на 3234?

Попытаемся разобраться от общего к частному.  Итак, солдаты и офицеры 345-го ОПДД сидели на высотах для обеспечения безопасного продвижения автоколонн из города Гардез в город Хост. По дороге к моменту начала событий на 3234 уже шел подвоз.

Как располагались части по высотам? Да как позволяли сами высоты. Горы на предмет более удобного на них сидения не переделаешь.  При этом располагать части командованию нужно так, чтобы в случае чего ближайшие подразделения смогли максимально быстро выдвинуться в район ведения боевых действий. Выдвинуться не означает немедленно помчаться в район боевых действий. Если поступить так, в опасности окажутся другие товарищи, а ведь никому не известно, не затаилась ли поблизости еще одна банда.

 А как же разведка? Как случилось так, что такое крупное подразделение врага осталось незамеченным? А вот как. Разведка в условиях такого высокогорья осуществляется с помощью авиации. Все предшествующие нападению дни валил густой снег. Что было бы с разведывательной ротой, которая выходит в горы без поддержки авиации, случись им столкнуться с тремя сотнями духов, думается, понятно. Плюс до территории Пакистана – рукой подать, а нашим самолетам по политическим причинам было запрещено пересекать границу. В таких условиях из Пакистана могли бы и дивизию скрытно пригнать.

 Наши боевые соединения располагались по хребту в такой последовательности: неподалеку от кишлака Жавара ПКП располагалась наша артиллерия, несколько БТР и стояла разведывательная рота старшего лейтенанта Борисенко. Следующая позиция - вверх по хребту: разведывательная рота Алексея Смирнова. Еще выше позиция "Орлиное гнездо", где расположились второй и третий взводы девятой роты. И самая дальняя точка – высота 3234, первый взвод и расчет арткорректировщика.  И вот начинается дичайший обстрел 3234. Обстрел видно на ПКП, а это почти десять километров, - вся вершина 3234 полыхает и дымится. По интенсивности обстрела совершенно ясно, что духов в том районе много, очень много. Приходит сообщение о гибели ефрейтора Федотова.

Как поступить командованию? Разумеется, надо срочно послать на 3234 второй и третий взводы, благо расстояние до 3234  - примерно пару километров. Так? Нет, не так.

В случае, если второй и третий снимаются с места, расстояние между взводом Смирнова и 3234 составляет примерно четыре километра. Никому еще не известно, что именно придумали духи и не является ли обстрел 3234, например, отвлекающим маневром? И что будет, если, например, большая банда войдет в "разрыв" между  нашими частями, который образуется, если выдвинуть второй итретий взводы к 3234? А будет вот что: духи окажутся выше роты Смирнова и смогут атаковать ее сверху, что делает любые оборонительные укрепления бесполезными в принципе. А второму, третьему и первому могут зайти в тыл, с направления по которому могут идти только наши подкрепления. Это, во-первых, означает, что, скорее всего, всех убьют. Как только всех убьют, притащат горные пушки и сотни заранее заготовленных для обстрела реактивных снарядов и мин. В том, что они были заготовлены, сомнений нет никаких. И вот она, дорога Гардез - Хост, по которой идут колонны. Авиация ночью не вылетит, наводить артиллерию при условии, что 3234 взята, будет некому. Сколько уничтожат автомашин? Сколько людей могут положить при таком раскладе? Сотню? Две?

Вот поэтому наши части шли на подкрепление по цепочке. Сначала от  ПКП в горы стала карабкаться нагруженная до предела, с двойным боекомплектом рота Борисенко, которая передала боекомплекты роте Смирнова, а рота Смирнова, в свою очередь, выдвинулась к "Орлиному гнезду", что и позволило второму и третьему взводам выдвинуться в направлении 3234.

Многим из тех, кто, задыхаясь от недостатка воздуха, бежал и карабкался по скалам на 3234, опыта было не занимать. Они видели, что происходит на 3234. И, как люди опытные, они понимали, что бегут, судя по всему, прямиком в морг. Но они бежали, и не только потому, что получили приказ, а потому, что там, на 3234, отчаянно  сражались и погибали их боевые друзья.

Мог ли командир первого взвода отдать приказ к организованному отступлению? Мог ли он получить такой приказ? Может быть, в этом случае потерь было бы меньше? Нет, в случае отхода первого взвода потерь могло быть еще больше: духи бы оказались на господствующей высоте и уже нашим бы предстояло штурмовать высоту. Страшно ли было бойцам первого взвода, там, на 3234, во время ураганных атак на высоту? Да, им было страшно. Николаю Огневу, рядовому первого взвода, прямым попаданием мины раздробило ногу. В течение последующих часов он непрерывно кричал от дикой боли, все нервные окончания были перемешаны с костяной крошкой. Ночь, шквальный огонь по высоте, сотрясающаяся от ударов тяжелой артиллерии земля, крики нечеловеческой боли, разносимые горным эхом, кровь, трупы убитых товарищей, жужжащие мимо пули, каждая из которых может быть последней, – страшно ли это?  Думал ли при этом хоть один боец первого взвода о том, что подкрепление не придет, что первый взвод бросят умирать на 3234? Доподлинно неизвестно.

Но их не бросили. Подмога пришла, и очередная атака на высоту была отбита.

Накопленный за годы войны опыт показал: в условиях ведения боевых действий в горной местности артиллерия часто становится "слепой". Поначалу, в ту пору, когда душманы еще верили в свое могучее воинское умение и пытались в открытую противостоять нашим войскам, действия артиллерии были более или менее эффективными. С переходом духов к партизанской войне артиллерия стала даже не бесполезной, она стала опасной. Мало того, артиллерия стала опасной для своих же соединений и частей. При стрельбе вслепую, например через горный хребет, можно было легко накрыть своих же.

Практически любой выход на боевые предполагал подъем в горы. Вся бронетехника оставалась внизу у дорог, мотострелки и десантники поднимались вверх на своих двоих и являлись превосходной мишенью для засад и обстрелов. Поэтому наша артиллерия расчищала путь нашей пехоте. Однако, как только терялась линия прямой видимости от артиллерии до цели – а в пересеченной местности типа горы этот момент наступает очень быстро, – вести огонь становилосьзатруднительно. И опасно. Для того чтобы артиллерия снова заработала, как нужно, была разработана специальная тактика. Ключевая роль в этой тактике отводилась артиллерийским корректировщикам. На боевых выходах к десантным и разведывательным ротам или батальонам прикреплялись группы, состоящие из офицера-корректировщика, радиста и стрелка, который в случае чего мог бы заменить радиста. Надежная радиосвязь с артиллерией была, понятно, решающим фактором. Группа корректировщика, как правило, двигалась вместе с самым передовым отрядом, офицер видел разрывы артиллерии и в случае необходимости мог быстро перенаправить огонь на нужную точку.

Примерно так же действовали авиационные наводчики, с той лишь разницей, что они управляли огнем штурмовой авиации. Духи, кстати, ненавидели авианаводчиков лютой ненавистью. Если авианаводчик попадал в плен, ему была обеспечена медленная и мучительная смерть.

К тому моменту, когда офицер группы корректировки, гвардии старший лейтенант Иван Бабенко запросил прямой выход на начальника артиллерии, бой шел уже несколько часов. Боезапас подходил к концу, а духи подбирались все ближе.

 (Из воспоминаний И.П. Бабенко.

"Я помню такой момент. Андрюшка Медведев, вижу, ползает на коленях, я ему говорю: "Чего ты ползаешь?". Он говорит: "Командир, патроны собираю". Это когда заряжали рожки, ну, выпадет патрон из рук, что его подбирать? А тут вот все, что можно было собрать, собирали".)

А вот у духов боезапас не кончался. Огонь по нашим позициям велся шквальный. Наших давили к земле, не давая поднять головы. И тогда Бабенко принял решение запросить заградительный огонь артиллерии.

Тут надо пояснить, чем и как стреляла наша артиллерия. На позиции у ПКП стояла батарея, состоящая из трех 122-мм гаубиц Д-30 и трех 152-мм САУ (самоходная артиллерийская установка) 2С3 "Акация". И то, и другое орудие стреляло снарядами с так называемым раздельным заряжанием. Это значит, что при подготовке к стрельбе в зависимости от расстояния и местоположения цели заряжающие высчитывают, сколько пороха нужно оставить в снаряде, чтобы снаряд долетел туда, куда нужно, и упал там, где он нужен. А не в Пакистан, например. Комплектация пороха в снаряде "из ящика" рассчитана на максимальную дальность стрельбы орудия, а цель может находиться значительно ближе. Расчеты при наведении ведутся сложнейшие. Это, к слову, о бытующих среди гражданских представлениях о том, что военные в массе своей тупые "дуболомы". Одна-единственная ошибка в расчетах, неверно переданные или услышанные координаты – и снаряды в лучшем случае уйдут мимо, а в худшем могут попасть по своим.

Допустимый разлет от точки идеального попадания для снарядов такого калибра составляет плюс-минус 50 метров. Это как раз примерно то расстояние, на которое подошли духи в своей очередной атаке. Выражаясь просто, Иван Бабенко вызывал огонь на себя. А происходило это так: Корректировщик стоял или залегал на самой высокой точке позиций и высматривал подходящих духов. После чего, если духи оказывались слишком близко к нашим позициям, давал координаты и смотрел на вспышки нашей артиллерии. Зная точное время подлета снарядов, засекая вспышки от залпов, он в нужный момент доставал свой оглушительно звонкий свисток и свистел в него, давая нашим понять: пора убираться с позиций, потому что сейчас сюда прилетят снаряды от гаубиц. Все дружно бежали в единственно безопасное место при обстреле - за скалу у обрыва. Правда, безопасным оно было для обстрела со стороны духов. А вот если бы Иван Павлович или наши артиллеристы ошиблись с траекторией полета снарядов хотя бы на десяток метров, всем нашим солдатам, вжимавшимся в отвесную скалу, пришел бы конец. Снаряды выли буквально над головой. Корректировщику же еще и приходилось выдвигаться чуть вперед ближе к духам, чтобы просматривать: не подобрались ли духи с какой-либо стороны, плохо просматривающейся с вершины "пупка".

Наши солдаты еще и бегали туда-сюда: интервал между подлетами  достаточно большой, духи могли воспользоваться перерывом в огне и рвануть к позициям уже практически врукопашную. Но этого не случилось.

За ночь наша артиллерия выпустила по высоте 3234 около 600 снарядов. Ни один боец девятой роты не был убит или ранен разрывами нашей артиллерии. Любой военный спецартиллерист посчитает такой результат чудом. Как выжил сам артиллерийский корректировщик, бегая туда-сюда по позициям, а значит, представляя собой хорошую мишень для стрелкового оружия душманов, загадка.

Из воспоминаний И.П. Бабенко.

 Бой закончился. На рассвете раненых и убитых бойцов на руках  донесли до "Орлиного гнезда" -  никакой возможности приземлиться вертолетам в непосредственной близости от 3234 не было.

Летчики вылетели так, чтобы прибыть к месту погрузки одновременно с идущими вниз по скалам солдатами. Садились у "Орлиного гнезда", под скалами, что было категорически запрещено – оказаться выше вертолета редкая для духов удача. Садились на одном шасси, зависая над пропастью. Балансировали двигателями во время погрузки раненых. По окончании погрузки резко уходили вниз и уже там выравнивались и выходили на курс.

"Командиры экипажа были потом наказаны за то, что они садились в таких тяжелейших условиях под скальниками, чтобы забрать наших бойцов. От командующего ВВС получили - они не имели права в таких  условиях садиться, потерей боевой техники могло обернуться".

***

Взаимодействие авиации и наземных боевых частей ОКСВ в Афганистане - это тема для отдельного большого разговора. Стоит упомянуть тот факт, что за всю историю существования СССР ни одна армия не имела в своем составе военно-воздушных сил. Единственным исключением из этого правила была 40-я армия, действовавшая на территории Афганистана.

За годы войны между десантниками и разведчиками, с одной стороны, и  вертолетчиками - с другой, сложились особые отношения.

Оно и понятно: попала разведрота в засаду, кто вытащит, кто прикроет огнем с неба? Или, наоборот, сбили вертолет, летчик остался жив и приземлился прямо к духам. Кто вытащит, кроме десантников или разведроты?

Б.В. Громов. "Ограниченный контингент".

"После того как бой был закончен, Васенин сказал мне: "В тот момент, когда сначала услышали рокот, а потом увидели| приближающиеся вертолеты, мы поняли, что останемся живыми".

С первого дня пребывания Ограниченного контингента советских войск в Афганистане действовал приказ о том, что ни один военнослужащий — ни раненый, ни убитый - не должен оставаться на поле боя. Иногда боевые действия предпринимались только затем, чтобы найти или вытащить из боя одного- единственного солдата. Никого не забывали, никого не бросали.