Виталий Кривенко. Как поживаешь, шурави? (Воспоминания ВБД в Афганистане)

 

Союз, как много значило это слово для нас, Афганцев. Мне поначалу не
верилось, что я вернулся сюда. В Афгане гражданка казалась каким-то
неправдушным сном, и я порой думал, а может и нет вовсе той жизни; где дом,
родные, друзья и девчонки, может всегда вот так было: Афган, война и смерть,
и конца этому не будет ни когда.
И вот настал тот долгожданный момент, и я в Союзе: Ташкент, вокзал,
вагон, все в пьяном угаре и, наконец, дом, где не был так давно, но помнишь
все до мелочи. А как встретила нас Родина, а точнее общество? Это уже другой
вопрос. Каких только унижений не пришлось испытать нам, Афганцам, я не хочу
хаять всех в подряд, многие относились к нам с пониманием, но далеко не все
были такими.
Я поссорился со своей девчонкой из-за того, что кто-то ей сказал, будто
все Афганцы наркоманы, хотя сама она наркоманов в то время в глаза не
видела.
Когда собирались с мужиками "квасить", меня, бывало, спрашивали:
-- А тебя не клинит случайно, когда выпьешь?
-- Если еще кто-нибудь спросит, то заклинит, -- отвечал я.
Когда устраивался на работу, то промолчал, что служил в Афгане. И
справку о контузии, которую мне нашлепали в санчасти, я выбросил по совету
одного майора медика. Спасибо этому майору за совет, он мне сказал:
-- Тебе, парень, жить еще да жить, военный билет я тебе пачкать не
буду, а справку о контузии выбросишь, после того, как получишь деньги в
Ташкенте за ранение, и она тебе больше не понадобится, а навредить в
дальнейшем может.
Он как в воду глядел, если бы я показал кому эту справку, то меня даже
сторожем не взяли бы.
Кому нужен на работу Афганец, да еще контуженный? Я и сейчас-то не
говорю никому об этом, по нынешним временам из тебя дурака сделают еще
быстрее, чем раньше. Хотя я себя дураком не считаю, и здоровье у меня не
хуже, чем у любого, и контролирую себя получше многих, в голове, правда,
шумит временами, но это не смертельно, и тем более не опасно для окружающих.
Когда получил в военкомате удостоверение на льготы, во, подумал, не
забывают нас, Афганцев, льготы какие-то выдумали. И после того как женился,
решил пойти насчет квартиры заявление подать, думал, без проблем все это,
напишу -- и поставят на очередь. Но мне сказал местком, что льготы эти пусть
тебе предоставляют те, кто их придумал. Меня взяла злость, но этому придурку
повезло, я как раз был трезвый в это время, и поэтому проглотил его слова и
молча вышел, а про себя подумал, да кто ты такой, чтоб перед тобой
пресмыкаться, подавитесь вы все этой хатой.
А как-то на праздник 23 февраля собрались Афганцы в красном уголке -- в
организации, где я работал нас было девять человек с Афгана -- ну,
естественно, немного поддали, и я решил все же подойти к главному инженеру с
вопросом насчет квартиры, он в это время замещал начальника. А тот как
начнет орать:
-- Вы -- Афганцы -- меня заколебали, то вам отпуск давай, когда
захотите, то квартиру вам давай, да если честно сказать, если бы я знал, что
ты Афганец, то вообще тебя на работу бы не взял, с вами одни проблемы!
Тут я не выдержал и дал ему по зубам, и меня через полчаса забрали
менты. В дежурке сидели два мента и капитан, я знал этого капитана, он еще
до армии мне нервы помотал, козел-козлом, короче говоря.
Он перегнулся через стол и, глядя на меня в упор, ехидно так заявляет:
-- А, это ты опять? Думаешь, если в Афгане отслужил, то тебе ничего не
будет, а мне вот плевать, что ты Афганец.
Меня аж передернуло, и вспомнился случай, как менты убили одного
Афганца. Это было в начале 80-х, я про Афган еще ничего не знал, слышал, что
там война какая-то, в то время еще все только начиналось, и мало кто знал,
что там за война. Один парень с нашего города вернулся с Афгана, я его не
знал лично, слышал, что ему оторвало кусок черепа и теперь часть головы у
него из пластмассы. И естественно, что с психикой у него было не все в
порядке, а по пьяне он вообще гусагонил страшно.
Как-то менты забрали его за мелочь какую-то, ну и как это раньше было в
ментуре принято, начали его молотить, ну и он тоже попер на ментов, те
завалили его и начали пинать, и какой-то козел ударил его по голове, как раз
в то место, где была пластина, и убил. В то время такой залет не вписывался
в пролетарские понятия нашей власти, и это решили скрыть, к тому же про
Афган в то время говорили шепотом, и старались не замечать, что там война.
Тех ментов, кто был непосредственно причастен, перевели куда-то, и на этом
все закончилось. А тут я сам прошел Афган, и передо мной мент, который был в
то время в ментуре и помнит тот случай. Такое вытерпеть было выше моих сил,
да я еще поддатый хорошо был, и заорал ему в лицо:
-- Козел ты хренов, думаешь, форму напялил, и тебе ничего сделать
нельзя?
И въехал ему в лоб, он отлетел и грохнулся на стул, шары у него на лоб
вылезли от неожиданности и удивления. Меня тут же заломали два мента,
которые были в дежурке, не успел я ничего понять, как оказался на полу в
наручниках, и меня уже пинают сапогами. Капитан начал кричать:
-- Не бейте, пришьем ему покушение на форму!
И вдруг удар по голове, и я потерял сознание; очнулся в телевизоре
(камера с решетчатой дверью), голова моя была вся в крови. Утром меня повели
на суд, и судья объявил мне пятнадцать суток. А если бы мне не пробили
башку, то пришили б покушение на форму и дали три года, не меньше.
И после этого я за льготами никогда не ходил, и даже толком не знаю,
какие они там вообще. Жена поначалу ходила, чего-то там пробивала, но все
было бестолку, а я сказал, что не пойду, и никогда меня об этом не проси.
Еще много всякого приходилось слышать в связи со службой в Афгане. Но я
уже успокоился, и думаю, да черт с ними со всеми, главное -- живой пришел с
Афгана, руки, ноги на месте и голова вроде в порядке, а что еще надо мужику?
Теперь вот война в Чечне, что придется пережить этим ребятам, и как их
Родина отблагодарит -- неизвестно, и как отнесется к ним общество -- тоже не
ясно. И еще неизвестно, где трудней, на войне быть, или после войны жить. А
в стране нашей доблестной меняются только названия, а люди все те же, и
какая разница, как весь этот бардак назвать, коммунизм или капитализм, а
хрен все равно не слаще редьки. И как современную молодежь не хают, а когда
надо, она всегда спасает честь страны и задницы политиков, которые эту кашу
заваривают.
Я неоднократно слышал вопрос об уровне патриотизма у Афганцев,
находились мудрецы, которые ставили нам в пример американских призывников,
сжигавших повестки у военкоматов в знак протеста против войны во Вьетнаме, а
мы будто б покорно шли на убой.
Я не измерял уровень патриотизма, и понятия не имею, как он измеряется,
и не знаю, что там делали американские призывники, мне на них наплевать. Но
что касается нас -- Советских Афганцев, то я расскажу вот что. Начну по
порядку.

ПРИЗЫВ


Я должен был призваться в 83-м, но из-за неладов с законом я опоздал на
2 года и призвался в 85-м. Повестка была на 1 июня в стройбат, и я спокойно
работал, ожидая отправки. И как-то вечером 15 мая, когда я спал дома (мне
надо было идти в ночную смену), меня вдруг разбудил какой-то парень. Вручил
мне повестку и сказал, что он из военкомата, и что я должен появится сегодня
в 23.00 на ЖД вокзале для отправки в армию по спец команде 20а, то есть
через семь часов. Я спросонья не могу ни чего сообразить, мать должна придти
с работы через два часа, отец в рейсе и приехать должен на следующий день, а
братишка поехал с ним. Я по быстрому оббегал друзей и девчат, кого смог,
закупил водки и вина, благо на днях выдали зарплату. Мужикам с работы
поставил ящик вина, из родственников мать позвала, кого успела. Сели,
посидели, и ночью я укатил служить, из близких родных попрощаться успел
только с матерью.
Рано утром я был в областном центре. С вокзала нас привезли в
облвоенкомат, зачитали по спискам, потом в автобус и в аэропорт, даже не
было медкомиссии, которая всегда бывает, когда привозят в облвоенкомат, и к
обеду того же дня я был уже в Питерской учебке, толком еще не отрезвев.

УЧЕБКА


Нас сводили сразу в баню, выдали форму, и дали два часа, чтоб привести
эту форму в порядок, а потом начали дрючить прямо с первого дня. Учебка была
общевойсковая и уставная, здесь были десантура, морпехи, погранцы и
мотострелки, отсюда отправляли даже на Кубу. Сержанты были наполовину из
Западной Украины, дрючили нас до предела человеческих возможностей. Были и
передышки от службы, и в месяц раза 2-3 по выходным нас водили на концерты и
по музеям, каждый из нас один или два раза сходил в увольнение. Наш
комбатареи майор Кодрин начинал службу рядовым курсантом в этой учебке,
потом сверхсрочником, прапором, потом младшим лейтенантом и так до майора,
без учебы, а чисто службой, он был до мозга костей солдат, и относился ко
всем соответственно, расслабухи не давал.
Через пять месяцев, после всевозможных марш бросков, полевых разверток,
стрельбищ, строевых, политзанятий и физподготовок из меня, абсолютного
раздолбая, сделали универсального солдата, натасканного физически, морально,
политически, да как хотите. Я с трудом верил в то, кем я стал, но недаром
говорят, что возможности человека безграничны, и мне очень помогла эта
учебка впоследствии.
В учебке с командой 20а было 60 человек, мы знали, что эта команда идет
в Афган, и слышали, что там война, но не осознавали полностью, что это такое
-- Афган. И я уже не помню в подробностях, о чем думал перед раскидкой.
Ночью майор нас построил на плацу, никаких торжественных напутствий не
было, он каждому из нас пожал руку, пожелал вернуться домой, и я заметил,
что у этого закоренелого военного и железного командира на глазах были
слезы, видно, ему в тот момент больше было известно про Афган, чем нам --
зеленым курсантам. Потом нас отвезли в аэропорт, посадили в самолет, и под
утро мы приземлились на Ташкентский военный аэродром.

ПЕРЕВАЛ-БАЗА


Несколько часов мы просидели на военном аэродроме, потом нас погрузили
в грузовики под тентом, сколько ехали, точно не помню. И вот мы в Чирчике на
перевал базе, начало октября, но жара как в августе. Весь личный состав
перевал-базы вместе с офицерами улетел в Ашхабад, для оказания помощи, там в
это время было очередное землетрясение. На базе остались несколько сержантов
и один майор, который появлялся вечером, и зачитывал списки, а утром кто-то
уже отправлялся за речку (так мы называли путь в Афган). Нас понаехало сотни
со всех концов необъятной родины, и предоставлены мы были сами себе, все
документы и вещи были при нас. И после уставной учебки, где за день даже
сигарету некогда было выкурить, я попал в бесконтрольный бардак и пробыл там
девять дней. По рассказам кое-что узнал об Афгане, и знал на сто процентов,
что не сегодня так завтра окажусь там. Вино пили немеряно, его продавали
местные по 3 рубля за литр, а деньги нам были не нужны и мы их пропивали. В
это время как раз действовала Горбачевская мудистика насчет борьбы с
пьянством, и не все продавали вино, так что приходилось искать, но кто ищет,
тот всегда найдет. Каждый раз за вином ходили через заднюю ограду, а за
оградой кладбище было -- все в звездах, потому что почти каждая вторая
могила из Афгана, так что мы все прекрасно понимали, куда нас отправляют.
Была возможность просто взять и уйти куда хочешь, и неизвестно, когда тебя
кинутся искать, но у меня в то время даже мысли такой не возникало. По
рассказам местных, не было ни одного случая, чтоб кто-нибудь испугался и
сбежал. Каждый из нас понимал: раз выпала такая доля, значит, ты должен быть
там, и если не ты, то кто-нибудь другой, такой же как ты, заменит тебя.
Были случаи, что забухает кто-нибудь и в поселке на ночь застрянет, но
никто не волновался, и называли следующую фамилию по списку, а этот завтра
явится, никуда не денется. И мне приходилось видеть, как на другой день
пацаны переживали из-за того, что полетят не сегодня, а завтра, и что вместо
них сегодня полетел другой. Может, этим измерялся наш патриотизм, но это
ведь в двух словах не опишешь, и поэтому я на такие вопросы не отвечаю.
И еще, когда я пришел из Афгана, мне все знакомые задавали один и тот
же вопрос:
-- Расскажи, сколько душманов убил?
Это самый глупый вопрос, какой приходилось мне слышать, такие вопросы
не стоит задавать тем, кто был в горячих точках. Ведь когда нас посылали
воевать, то не спрашивали про личные убеждения, и для многих осознание того,
что ты убивал людей, или убили на твоих глазах пацана, такого как ты (я уже
не говорю о друге, это тяжелый удар для любого), впоследствии тяжелым грузом
давит на психику. Там этого не осознаешь, потому что на войне другие понятия
о законе и морали, и убивать -- это была наша работа. А сейчас остается
помнить о тех, кто не вернулся оттуда, это наш долг, и поэтому, когда мы
пьем, то третий стакан за них.
И вот наконец-то назвали из списка несколько фамилий, и мою в том
числе. В какую точку Афгана нас направляют, мы не знали, хотя слышали из
разговоров о таких местах как Кабул, Кандагар, Баграм, Шиндант. Нас опять
посадили в грузовики и доставили в Ташкент на военный аэродром, посадили в
самолет ТУ-134, и мы полетели за речку. Помню, в салоне играла восточная
музыка, и я представлял себе душманов, почему-то танцующих вокруг костра, и
было полное безразличие ко всему, только какая-то тревога скребла душу.
И вот стюардесса объявила, что мы приземляемся на аэродром Шиндант.

ШИНДАНТ


После удачного приземления, когда мы покинули самолет, я увидел, как в
него начали садиться дембеля, мы, прилетевшие из Союза, были их заменой. Я
помню, как они смотрели на нас, с радостью и сочувствием, а мы думали, что
когда-нибудь, если повезет, мы вот также будем лететь домой, но служба
только начиналась.
Нас на ночь разместили в палатке, а утром должны были распределить по
подразделениям. Со всех сторон разносилась стрельба автоматная, пулеметная,
минометная, в общем, непонятная канонада, мы не могли понять, что происходит
и куда мы попали. К нам в палатку заглядывали пацаны и искали земляков,
спросили:
-- Есть кто с Казахстана?
-- Есть, -- ответил я, и они меня пригласили к себе в подразделение
поговорить и рассказать, как там жизнь на родине.
Я спросил:
-- Что за пальба вокруг?
-- Аэродром 2-3 раза за ночь обстреливают духи, вот пацаны и долбят по
горам, чтоб пошугать их немного, -- ответили они.
Еще они сказали, что меня и еще пятерых отправят в Герат служить, двоих
в Адраскан, остальные останутся в Шинданте. Там же в Шинданте я первый раз
попробовал с земляками афганский чарс (гашиш). Эффект был трубейный, я
улетел капитально. По гражданке я знал, что такое анаша, и видел, как ее
курят и балдеют, хоть сам и не курил. Но чтоб так накрыло, я и не думал:
афганский чарс -- это не анаша, да еще с непривычки нахапался. Начались
измены, и думки разные в голову полезли, да еще стрельба снаружи, и все
вокруг не знакомо и странно. Меня стали шуги пробивать, и я решил -- надо
как-то до палатки добираться, а встать не могу. Пацаны говорят: оставайся,
здесь переночуешь, а мне как запало, в палатку надо и все. Я пытаюсь встать,
а меня тянет назад, и я падаю снова в кровать. Потом кое-как встал, согнулся
и, расставив в стороны руки, мелкими шагами поковылял к выходу, но не дошел
до двери, как меня занесло, и я снова упал в кровать. Пацаны вырубались со
смеху, ничего, говорят, привыкнешь. А я ищу, где бы воды хлебнуть, а то
сушняк ураганный, но мне посоветовали не делать этого, потому что
бесполезно. И мне осталось думать, когда же это кончится, даже возникала
мысль, а вдруг это не пройдет никогда, и я буду тормозить вот так всю жизнь.
Потом пацаны врубили магнитолу, на кассете пел "Каскад", эту группу знают
все, кто был в Афгане, и я прикололся под кайфом по песням. И вот так,
обкурившись чарса, слушая снаружи стрельбу, а внутри песни "Каскада", я
мысленно сказал себе: ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В АФГАН.

ГЕРАТ: ПОЛК # 12

Утром нас посадили в БТР, и мы направились в Герат, по пути мы
находились на броне и с интересом глазели на горы и сторожевые заставы, или,
как их там называли, "точки", располагались они по обеим сторонам бетонки.
Слева по ходу проходил керосин-провод, который и охранялся этими точками. На
тех точках, что слева, находились насосы для перекачки керосина, их так и
называли -- перекачки. Керосин этот предназначался для военной авиации, и на
керосин-проводе частенько происходили диверсии, это было наше слабое место.
Нас определили в 12 гвардейский полк, командовал полком в то время
подполковник Карабанов, начальником штаба был майор Барабанов. И в этом
полку я прослужил с октября 1985-го до августа 1987-го, то есть 22 месяца.
По прибытию в полк мы построились возле какой-то палатки, там нас ждали
офицеры и прапор, они спрашивали, кому какая должность была присвоена после
учебки. Потом двоих забрали в разведку, одного к саперам, а меня и еще двоих
в ремроту.
Я заметил, что весь полк состоял из палаток, как на развертке в полевых
условиях. Модульными были только санчасть и магазин, все остальное в
палатках -- столовая, склады, оружейные комнаты и даже штаб, кухни тоже были
полевыми, а парк и ремзона были огорожены колючей проволокой.
Наш полк перебросили в Афган в марте 1985 г. из г. Даугавпилса, и
предназначался он для поддержки 101-му полку, который там находился с 1979
г. и располагался на другой стороне бетонки, километрах в трех от нас. А я
попал в 12 полк в октябре 1985 г., через 4 месяца после ввода, поэтому полк
не успел отстроиться, и находился в полевых условиях, и хотя со временем
полк потихоньку расстроился, но все равно -- два года, которые я там
прослужил, мы прожили в палатках.
Палатки были на 60 человек и отапливались двумя буржуйками, но зимой мы
не мерзли, в общем, жить можно было. Многие подразделения обивали палатки
изнутри щитами от ящиков из-под снарядов, и получались как бы деревянные
домики, и смотрелось хорошо, и зимой меньше задувало, и не так колыхалась
палатка от ветра, а бывало, что фляжки с брагой прятали между палаткой и
деревянной стенкой.

РЕМРОТА


Когда старшина привел меня в роту, ко мне подошел командир 1-го взвода
прапорщик Садыков и спросил:
-- Ты после учебки, так?
-- Да, так -- ответил я, и он продолжил:
-- Теперь слушай и запоминай, кто ты с этого момента, а ты нештатный
мой заместитель, так как по штату нет замкомвзвода в 1-ом взводе, далее ты
штатный командир 1-го отделения, потом мастер по ремонту стрелкового
вооружения, артвооружения, мастер по ремонту САУ и танковых пушек, а также
танковых стабилизаторов, и наконец, пулеметчик на броне-тягаче, пулемет твой
ДШК.
Я не только не знал всего этого, но даже не запомнил, что он нагородил,
и ответил, что почти ничего не знаю. На что он сказал:
-- А я тоже не знаю всего этого, -- и спросил -- может, командиром
взвода хочешь быть?
-- Нет, не хочу, -- сказал я.
И взводный гаркнул:
-- Тогда будешь тем, кем я сказал, и разговор закончен, а сейчас
принимай отделение.
Пацаны мне потом сказали, что взводный мужик упрямый, и спорить с ним
бесполезно. Тем более, что он только с госпиталя: БТР в котором он ехал,
духи прострелили с гранатомета, и под сидением, где сидел Садыков,
взорвалась граната. Сам он остался цел, а вот задницу потрепало немного, и
теперь он злой ходит, а в общем -- мужик нормальный. Я это принял к сведению
и больше с ним не спорил, а мужик он и вправду оказался нормальный.
Так началась моя служба в ремроте, в которой я прослужил почти год, а
остальное в пехоте, но об этом позже.
Освоился я быстро, потому что некогда было разбираться, и по ходу
усваивал все специальности, что нагрузил мне взводный.
В полку в это время был траур, в августе на Кандагарском рынке (район в
Герате) духи расстреляли 8-ю роту пехоты. Поначалу, как только полк вошел,
командиры рвались в бой, все-таки новая техника и свежие люди. Командование
из 101-го полка предупреждали наших, чтоб не совались на Кандагарский рынок,
но наши их не послушали, первое боевое крещение как-никак. Результат
плачевный: девять человек убиты и море раненых. А вышло по старому сценарию,
который практиковали духи.
По рассказам пацанов (за точность пересказа не ручаюсь, потому как не
был там), отправились они в обыкновенный полковой рейд в старый Герат, где
хозяйничали духи. Комбат решил зайти на знаменитый рынок, а улицы узкие,
негде БТРу развернуться. Первым шел танк, за ним БТРы 8-й роты, вроде ничего
подозрительного, странным показалось одно, то, что в один момент с улиц
исчезли все жители и наступила тишина, вокруг не души. И вдруг взрыв,
подорвали первый танк и последний БТР, рота оказались в западне, и началась
пальба, наши палили куда попало, а духи из засады вели прицельный огонь.
Пока подоспела помощь, уже горели все БТРы, а духи смылись как всегда.
Один солдат, который остался в живых в этом бою, выстрелил себе в
сердце, чтоб не сдаться в плен, пуля прошла навылет рядом с сердцем, и духи
приняли его за мертвого. Но он чудом остался жив и, находясь в госпитале,
описал на бумаге, как все происходило, и отослал письмо в полк.
У него с другом сержантом закончились патроны, и осталось по одному
патрону для себя, а духи уже подошли вплотную, и слышно было, как они
болтают между собой, и тогда первым застрелился сержант, он выстрелил себе в
голову, и ему снесло полчерепа, потом выстрелил себе в сердце этот парень,
но очнулся не на том свете, а в госпитале: он, можно сказать, второй раз на
свет родился. И после этого случая 12-й полк начал вести себя осмотрительней
в рейдах.
А что касается плена, то все были наслышаны о нем, и попадать туда
никто не хотел, уж лучше застрелиться. Бывало, что пленных угоняли в
Пакистан или Иран и использовали на разных работах, а если повезет, то
обменивали на духов, которые были у нас в плену. Но часто бывало, что духи
пытали наших пацанов, а пытки на востоке изощренные, об этом многие знают, и
уж лучше смерть, чем эти пытки. Одна такая называется "красный тюльпан", это
когда человека подвешивают за руки и, накачав предварительно наркотиками,
подрезают кожу подмышками вокруг тела, а после, сдирая заворачивают ее до
пояса. И пока действует наркотик, человек не чувствует боли, но когда
действие наркотика со временем проходит, человек или сходит с ума или
умирает от боли.
Мы, бывало, тоже со злости издевались над духами, но эти издевательства
заканчивались тем, что мы или пристреливали их или подрывали. Хотя, помню,
был один случай, когда я служил в пехоте, мы привязали духа веревкой к БТРу
и тягали его за собой целый день как мешок, по дороге стреляли в него из
автоматов, а когда от него осталась одна нога и полтуловища, обрезали
веревку. Но я не считаю это такой уж жестокой пыткой, если брать то, что они
делали с нашими пацанами, хотя, кто знает, ведь недаром говорят "зло
порождает зло".
Одного бойца с нашего полка обменяли на пленного духа, этот боец сам
ушел к духам и, как рассказывали, он заранее готовился к этому. После обмена
его водили перед строем полка, одет он был в духовский халат и чалму.
Повоевать против своих он еще не успел, и трибунал дал ему 6 лет усиленного
режима.
А про одного такого "рембо" слышали многие, кто служил в это время в
Шиндантской дивизии. Сбежал к духам гранатометчик из Шинданта, и сколотил
свою банду, кличка его была "Рыжий", про него много разных легенд ходило, и
уже не поймешь, где правда, а где вымысел. Много хлопот он доставил нашим
ребятам, говорили, был неплохим гранатометчиком и подрывал не раз наши БТРы.
Я слышал, будто бы его уговаривали вернуться, и обещали не преследовать, но
он не согласился на эту уловку, отвечал, что надо было раньше думать, когда
меня в полку чмырили все подряд. Ходили слухи, будто бы его замочили под
Кандагаром, не знаю, сам там не был, но разговоры такие слышал.
Дедовщины, такой, как про нее рассказывают те, кто служил в Союзе, у
нас не было, хотя деды припахивали чижей (в Афгане так называли молодых) как
положено и, бывало, немного прикалывались ради хохмы, но до беспредела не
доходило. Частенько чижей, которые только приходят с Союза, обкуривали
чарсом, а потом угарали с них, они на изменах все, метаются по палатке и
воду хлещут, а сушняк через пять секунд опять такой же, и вот они с
перешуганными глазами начинают тормозить и творить разные приколы, хохма
такая, что не опишешь словами. Были, конечно, такие, кто уже знал по
гражданке, что такое анаша, и многие ее уже курили, это в основном те, кто с
Азии, а были такие, кто вообще не знал и не видел, что это такое, вот с них
и прикалывались, но это только по началу, а потом они быстро въезжали, что к
чему. Чьмыри тормознутые, конечно, тоже были, чего греха таить, не без
этого, и гоняли их как сук, но это неотъемлемая часть нашей армии, и в любом
подразделении хоть один такой, но найдется. В семье, как говорится, не без
уродов, таким оружие в руки не давали и дальше полка не выпускали, а
применяли на хозработах, на гражданке такие были маменькиными сыночками, и к
суровым условиям и чисто мужскому коллективу они были не приспособлены, а к
войне тем более. И в армию таких лучше вообще не призывать, правда, сейчас
есть альтернативная служба какая-то, вот пусть там и служат.
А в основном в Афгане служили нормальные пацаны, и если надо, то они
могут постоять за отечество и не опозорят ни свою честь, ни честь отчизны. А
в мирной жизни мы такие же нормальные, как и все, только повзрослели раньше,
и пережили больше, и не хотим войны, потому что знаем, что это такое, жаль
только, что нас не все понимают.
Был такой случай на танковой точке, что стояла на охранении полка.
Сержант-дед решил подрочить чижей, взял АКС и начал стрелять чижам под ноги,
и одному прострелил ступню. Тот с простреленной ногой заскочил в капонир
(углубление в виде землянки), схватил АКС и разрядил рожок в сержанта. После
этого случая стали думать, заниматься беспределом или нет.
У меня отношения с дедами и дембелями были дружеские с самого начала,
может потому, что мы были ровесниками, мне было 20 и им тоже, может потому,
что я успел в тюрьме посидеть перед Афганом, в общем, не знаю точно, но ко
мне не относились как к чижу, и многих обломов по молодухе мне удалось
избежать, и это не так уж плохо, если честно признаться.
Первый мой рейд прошел без происшествий, простояли трое суток под
Гератом, вблизи артдивизиона, пока те долбили по старому Герату, даже негде
было пострелять, чтобы пулемет проверить. А вот в другой раз мне пришлось
пережить небольшой обстрел, и немножко испугаться. А дело было так.
Ко мне в оружейку заскочил летеха, наш ротный замполит, и сказал, чтоб
я бежал на тягач, поедем танк вытаскивать из ямы какой-то. Пулемет говорит
не надо брать, некогда с ним возится. Но я все же взял ДШК, хоть он и
тяжеленный падла, но допер все-таки его до тягача, который стоял в конце
парка, думал, может, проверю где-нибудь за полком, не стрелял еще с него не
разу. На ходу установил его на башню, если ее можно так назвать: башня у
тягача это две защитные плиты по бокам в два пальца толщиной и пулемет на
станине, а сам пулеметчик сзади и спереди весь открытый как на ладони.
В охранение взяли наш ремротовский БТР, на семь человек 4 автомата и
ДШК на тягаче. Летеха сказал:
-- Недалеко, километров 10 от полка, танк с бетонки слетел в яму
какую-то, танкисты не стали возиться, пересели на другой танк и вызвали
тягач, а сами укатили, надо быстрее забрать, а то духи заминируют.
Подъехали к тому месту, действительно, танк полулежит в овраге возле
бетонки. Мы на тягаче съехали вниз, а БТР остался на бетонке. Я спрыгнул с
тягача, чтоб сцепить танк тросом и вдруг рядом разрыв и свист пуль, я
обратно запрыгнул в тягач, и не могу понять, в чем дело, механник-водитель
литовец, одного со мной призыва, крикнул мне, что с кишлака стреляют. А
сверху БТР без башенных пулеметов, и четыре автомата всего, они стреляют по
кишлаку, а кишлак полтора километра от нас, от автомата толку нету, а духи с
гранатомета и ДШК лупят. Я запрыгнул в башню, хорошо, что ДШК взведенный
был, и давай тоже лупить по кишлаку, а духов не видно, хрен знает, откуда
они мочат, я вижу внутри кишлака что-то шевелится, и давай туда поливать, а
духи это или нет, черт их знает. Летеха орет нам, чтоб мы выезжали на
бетонку, и сматываемся, а то с одним пулеметом против гранатометов не долго
протянем, да и по тому, как пули ложатся, видно, что спаренным ДШК долбят.
Мы скорее сваливать оттуда, а потом уже вызвали по рации авиацию. Прилетели
четыре вертушки, сделали пару заходов по кишлаку, минут через сорок
подкатила пехота и прочесала кишлак. Потом мы подцепили танк и утащили в
полк, на этот раз обошлось, и никто не пострадал, отделались, как говорится,
легким испугом, если можно назвать его легким. После этого всегда выезжали
за полк в полной боеукладке. Был даже случай, что пацанов обстреляли духи на
полковой свалке, в километре от полка, так что почти всегда автомат носили с
собой, а оружейки не закрывали на замки, как это было положено, а только
прикрывали дверь.
Один случай произошел в 101 полку, с механиком-водителем тягача. Во
время рейда в Герат или пригород Герата, я точно не знаю, 101-й полк попал
под обстрел, и духи подорвали тягач. После всей этой заварухи полк вернулся
в расположение, а на утро выяснилось, что нет тягача с механиком, впопыхах
про него просто забыли. Одна причина: тягач подорвался, и механик остался в
нем, и тут же решили вернуться. Тягач стоял на месте, но люки были задраены
изнутри. Начали кричать:
-- Свои пришли, открой люк!
-- Не могу, -- ответил изнутри механик.
После долгих усилий люк сорвали снаружи (сорвать задраенный люк не так
уж легко) и залезли в тягач. Внутри сидел механик с двумя гранатами в руках,
гранаты были без колец, и просидел он с этими гранатами в руках всю ночь.
Когда ему сказали, чтоб выбросил гранаты, он не смог разжать пальцы, так они
занемели и офицеры потихоньку, чтобы не отлетела чека, разжимали по одному
пальцу и, в конце концов, освободили гранаты из его рук.
По словам механика, когда он понял, что вокруг никого нет, и наши
уехали, то задраил люки и стал ждать. Ночью пришли духи и стали лазить по
тягачу, сняли пулемет ДШК, потом стали ковырять люки, и тогда он взял в руки
по гранате и зубами вырвал кольца, думая, если залезут, то взорвет себя и
их. Но духи не знали, что в тягаче есть кто-то, и вскоре ушли, а механик так
и остался сидеть с гранатами в руках, так как отпустить он их не мог и
выкинуть тоже. Но, слава богу, все обошлось, вовремя спохватились и
вернулись за ним. Мне это рассказали пацаны из 101 полка, мы к ним частенько
ходили, там был хороший магазин, а механика этого мне встречать не
приходилось.
Еще в 101 полку был хороший клуб, и мы ходили туда, если кто приезжал с
концертом, правда, это было не часто. Я за два года был два раза в этом
клубе, один раз приезжали какие-то артисты с Москвы с танцевальными
номерами, и то они выступали не в клубе, а на улице. Подъехали четыре
"Урала" с откинутыми бортами, и получилась сцена. А другой раз прилетел
Александр Розембаум, классный был концерт, я тогда первый раз услышал песню
"Черный тюльпан", хорошо мужик поет, ничего не скажешь. Жалко, что "Каскад"
ни разу не пришлось увидеть, во время войны в Афгане они были очень
популярны, да и после войны тоже, и сейчас я их частенько слушаю. А были
времена, когда "Каскад" запрещали в Союз провозить, и отбирали кассеты с их
записью на таможне. Нам много чего запрещали: дембельские альбомы,
дукановские вещи, фотографии с оружием и номерами бронетехники, про эротику
я уже вообще молчу, а ее в Афгане было навалом, от наклеек до журналов, и
порножурналов тоже хватало, но в Союз это везти было нельзя, облико-морале,
панимашь.
Пулемет ДШК мне нравился, не капризный, простой в обращении и лупит дай
боже, только шумно работает и без шлемофона оглушает своим грохотом, но это
можно пережить. А пулемет КПВТ, что в башне БТРа, капризный страшно, хоть и
калибр у него побольше, чем у ДШК. Но за ним следить надо постоянно, затвор
у него слишком навороченный, и он то клинит, то утыкается (это когда патрон
не попадает в патронник и торчит ни туда ни сюда), утыкание -- опасная
штука, многие пытались загонять патрон в патронник при помощи отвертки и
молотка. Был случай, когда один наводчик с БТРа пытался это сделать, а пуля
оказалась разрывная, да еще под башней неудобно, стоишь скрюченный весь, ну
патрон и взорвался, пацану разнесло все лицо в клочья. Я постоянно говорил
пацанам, случись чего с пулеметом, обращайтесь ко мне, у меня в оружейке
были все запчасти на все оружие, и затворов этих я перебрал уйму и знал, что
там за причины.
Я один был в полку оружейник, хотя в Афгане каждый знал устройство
своего оружия. Но у меня были все запчасти, и поэтому приходилось постоянно
где-то разъезжать, то по заставам (наш участок был от Герата до Шинданта),
то по точкам охранения полка, да и в полку работы море, да еще как рейд, так
мой тягач с танкистами идет. С артдивизионом было без проблем, там пацаны
сами за САУ смотрели, а ко мне приходили только за противооткатной
жидкостью. Танкисты обращались, бывало, но не очень часто, и на мне
оставалась должность замкомвзвода, стрелковое оружие и ДШК на тягаче, а то
если б на меня насели артиллерия с танкистами, я бы вешался вообще.
Подчинялось мое отделение службе РАВ (ракетно-артиллерийское вооружение), и
офицеры с роты не могли мне приказывать, что делать, а что нет, и прежде чем
меня куда-нибудь припахать, они спрашивали разрешение у начальника службы
РАВ. А тот всегда отвечал, чтоб меня никто никуда не дергал, за исключением
боевых действий, я на них был и как пулеметчик и как мастер по вооружению.
Один раз вызвал меня начальник службы РАВ к себе и сказал, чтобы я шел
на склад, там оружие духовское, что с каравана взяли, стволы я должен был
снять, а остальное железо подорвать(у оружия основное ствол, а остальное
просто железо, есть ствол есть оружие, нет ствола, нет оружия).
Пришел я на склад, смотрю, гора оружия лежит, чего там только нет,
какие-то винтовки непонятной конструкции, АКСы и ДШК китайского образца,
даже ППШ со времен Отечественной, где они его откопали -- непонятно. Я взял
в руки ППШ, передернул затвор и пальнул разок: аппарат трубейный, как с ним
воевали, не знаю, неудобный какой-то и видуха топорная. Еще были винтовки
английские, маленькие, полметра длиной, ей только мух из-за угла хлопать.
АКСы -- те копия наших, только приклад снизу откидывается, а у нас сбоку,
ДШК скопирован один к одному, одно отличие, черным лаком не покрыты и
номеров нет. Стволы я снял с АКСов и пулеметов, остальной хлам связал, отнес
за склад, залепил пластитом и подорвал. Стволы сдал прапору на склад, а один
от ПК (пулемет калибра 7,62) оставил себе на всякий случай. Уже после я с
этого ствола собрал новенький пулемет, все прибамбасы у меня были, кроме
стволов, они на особом учете. Были случаи, что продавали стволы духам, но я
этим не занимался и от своих знакомых не слышал такого. Патроны приходилось
толкать, в 1987 году духи хорошо брали пистолетные патроны от "Макарова",
зачем они им нужны были, не знаю, но стоили дорого 15 тысяч афганей за цинк,
в полку они быстро стали дефицитом. Меняться патронами тоже приходилось, мы
им давали патроны калибра 7,62, а у них брали разрывные китайские патроны
для ДШК, наши патроны при выстреле через полтора-два километра взрывались на
лету, а китайские летели до конца и разрывались при ударе о препятствие, с
них удобно было обстреливать горы с далекого расстояния.
И этот пулемет, который я собрал, долго лежал у меня в оружейке, он так
бы и пролежал там без дела, если бы не один случай. Зашел как-то ко мне в
оружейку один летеха с точки, и начал как-то издалека наводить меня на тему,
мол, есть ли у меня возможность достать ствол. Я сказал:
-- Вообще такой возможности нет, но исключения бывают, ты скажи прямо,
в чем дело, а там подумаем.
Оказалось что у него на точке бойцы пролупили пулемет РПК, и ему теперь
в случае чего -- хана одним словом. Если я ему помогу, то обещал по
возможности сделать все, что я попрошу. Я предложил ему ПК, летеха без
раздумья сказал:
-- Подойдет, конечно, лишь бы пулемет был и номер совпадал.