Девять рейдов из двадцати пяти… (Афган, рассказ гвардии рядового Кузнецова)

Мы продолжаем публиковать воспоминания ветеранов боевых действий в Афганистане, на Северном Кавказе, в Закавказье, других локальных войн и вооружённых конфликтов. Тех, кто воевал и способен дать практические советы по применению оружия и техники, высказать своё мнение по другим проблемам. Сегодня слово предоставляется ветерану боевых действий в Афганистане гвардии рядовому запаса Игорю Николаевичу Кузнецову.

Визитная карточка

Гвардии рядовой запаса Игорь Николаевич Кузнецов родился 20 апреля 1963 года. В Воздушно-десантные войска призван Новокузнецким РВК осенью 1982 года. Первые полгода в Фергане в учебном подразделении овладевал специальностью наводчика 120-мм самоходного артиллерийского орудия 2С9 «Нона-С». В марте 1983 года прибыл в Кабул. Направлен в пятую батарею 1179-го артиллерийского полка 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии. Вместо должности наводчика был назначен радиотелефонистом радиостанции Р-107М в составе корректировочной группы. Первые полгода служил на 25-м сторожевом посту в 30-ти километрах от Кабула, где располагалась 9-я парашютно-десантная рота 357-го гвардейского парашютно-десантного полка. Осенью 1983 года за участие в операции по ликвидации укрепрайона был представлен к награждению медалью «За боевые заслуги». Награду не получил.

Осенью 1983-го года был переведён в Кабул, и до весны 1984 года принял участие в двенадцати боевых выходах в составе корректировочной группы в Гардез, Чарикар, Ниджраб, Джелалабад…

С весны 1984-го ходил в рейды в составе бронегруппы. За участие в операции в Бамиане в августе 1984 получил письменную благодарность от командира полка.

Уволился в запас осенью 1984-го года. Проживает в Новосибирске.

Работает инженером-геологом. Окончил геологоразведочный техникум. Учился в Томском политехническом институте.

БАМИАН

Бамиан – это населённый пункт в двухстах километрах от столицы Афганистана. Очень древние места — и город, и сама долина. Говорят, отсюда буддизм пошёл по всему миру. В горе высечена статуя Будды, которую впоследствии пытались уничтожить талибы, причинив ей серьезные повреждения. Вся долина изрыта кяризами – это своеобразное афганское «метро». Колодцы и наклонные штреки для сбора воды, по которым передвигались ещё и «духи». Таким образом, за пять тысяч лет, что живут здесь люди, недра долины превратились в «головку сыра». Поэтому ждать неприятностей можно было в любой момент и в любом месте. До войны богатые люди из Кабула считали престижным иметь здесь дачи. Сейчас же, глядя на пробитую насквозь красоту с вычурными башенками на фоне разрушенных бетонных столбов, понимаешь – стреляют!!!

Первого августа 1984 года наша пятая батарея вышла к городу. Встали мы на каком-то срытом холме, возвышаясь над долиной и прикрывая ушедшую в «зелёнку» пехоту. Поставили орудия в линию, но окопы ещё не отрыли. Бегаем, суетимся, готовимся к работе. Вдруг неожиданно россыпью по расположению — очередь из пулемёта! Пыльные фонтанчики — то тут, то там вырастают. Все бойцы, как мальки от щуки, бросились под защиту брони. Я тоже не герой, нырнул за «реостат» — это наша разведмашина технической и электронной разведки, на ней дальномер лазерный, РЛС, прибор ночного видения, вычислительный комплекс и моё хозяйство – радиостанции. Экипаж у нас три человека, все одного призыва, все «дембеля». Колька Кривошей, он же механик-водитель, Валик-разведчик и я, — все залегли, обстрел пережидаем. Любопытный Валик то и дело выглядывает из-за брони. Неожиданно он пихает меня в бок….

- Игорь! Я пулемёт засёк!!!

- Где?!

- Вон в том доме, с чердака бьёт!

Присмотрелся, и точно: в темноте чердака дома, на противоположном склоне долины, километрах в полутора от нас, невнятные вспышки, а потом у нас фонтанчики прыгают. Всё вполне синхронно. Значит точно, там, гад, залёг! Кураж вдруг какой-то появился. Думаю: «Когда не помирать – всё равно день терять!» Я прикрыт бронёй со стороны того дома, так что добегу до нашего взводного, старшего лейтенанта Долгополова, и тот домик укажу. Он тут командир, ему и решать, что с этой информацией делать. Решено! Дождался, когда очередь рядом пройдёт, и зигзагом рванул через дорогу….

- Товарищ старший лейтенант! Мы пулемёт засекли, из дома стреляет, с чердака!

- Ты видел, где?

- Да! Сейчас покажу!

- Не надо показывать! Вон свободное орудие стоит! Дуй к нему и стреляй! Ты же в «учебке» на наводчика учился?

- Да, учился, но к «штатным» зарядам нас не подпускали! А миной тут делать нечего!

- На прямой наводке ничего сложного! Разберешься!

Ёлки-палки!!! Инициатива наказуема наказанием инициатора! Бежать до «Нюрки» метров пятьдесят, из них — двадцать, — по открытой местности! Вот попал! Надеюсь, добегу! Рванул под уклон и, выбегая из-за брони, вижу: мне навстречу идёт пулемётная строчка, и я с ней неуклонно сближаюсь! Мне казалось, что я отчётливо вижу эти невидимые пунктиры, которые оканчивались пылевыми всплесками правее меня. Когда мы уже почти столкнулись, я прыгнул вперёд и вверх. Перелетел через очередь и закатился за броню. Надо же, цел! Теперь — забраться внутрь! Люк на башне закрыт, а пулемёт не унимается. Теперь он перенёс весь огонь на это орудие! Пока я буду возиться наверху, этот гад меня снимет! Передал свой автомат залёгшему за машиной экипажу, чтобы не мешал. Так привык с ним ходить, что необходимость расстаться со стволом вызывает ощущение крайне неправильного действия на уровне инстинктов…

- Внутри кто-нибудь есть?

- Есть! Механик-водитель остался.

- Здорово!

Постучал по броне….

- Эй, ты там живой?!!

- Живой.

- На место наводчика проползти сможешь?

- Смогу!

- Ползи, и люк изнутри открой, а потом сразу — назад!

Люк открылся, я сзади залез на броню и спрятался за башней. Жду перерыва в стрельбе. Наконец, показалось, что пора, и я заскочил внутрь, захлопнув за собой люк. Оставлять над головой открытое пространство мне почему-то жутко не хотелось.

Так, что тут у нас…. Панорама прицела… пузырьки уровня на середину… Гляжу в прицел, и что вижу?.. — А ничего не вижу! Всё заволокло дымом, вся долина, как в тумане, даже деревья, которые я запомнил, и тех не видно. Видны только вершины гор на том конце долины!

Чёрт!!! Стрелять нельзя, я ведь знаю только общее направление, а ориентиры не вижу, и пехота наша где-то там. Если попаду по своим, плохо будет всем. А мне — особенно! Нельзя стрелять! Особенно «штатником», это особо мощный 120-мм снаряд, иногда в воронку от него могла ГАЗ-66-я заехать. Не люблю «дружественный» огонь, сам два раза попадал под него… Хотя, а кто ж его «любит»… Ладно, пока с прицелом разберусь! Не понял – а где шкала для стрельбы снарядами? Эти цифры краской на казённике и есть шкала?… Куда мне их пристроить? Мозговой коллапс какой-то, ничего сообразить не могу. Дым стал ещё гуще. Стрелять нельзя и не стрелять нельзя!

Вдруг в дыму образовалось окно. Увидел знакомые тополя, и мысленно провёл вертикаль до вершины. Навёл прицел на вершину, а теперь — проблема, как мне на «два лаптя» вниз ствол опустить…

- Наводчик где?

- Здесь!

- Залезай, я люк открою…

- Стрелял «штатными»?

- Да.

- Опусти ствол до горизонтали и дай превышение на два километра. Потом стреляй, смотри только в «зелёнку» не попади, своих положишь!

Пока перелезал на место командира, этот штатный «чудо-наводчик» задрал ствол в небо и пальнул в никуда… Н-да… Как хорошо всё начиналось, и как жидко закончилось. Обстрел вроде бы прекратился, я вылез из машины, забрал автомат и побрёл к себе. По пути наткнулся на ехидно скалящегося Юрку Чернявского. Он в это же самое время вёл стрельбу по координатам, но всё же видел мои кренделя

- Ты чего там вытворял? Чего стволом махал и куда выстрелил?

- Не стрелял я, отвали! Наводчика посадил, вот он и куролесил.

- А куда стрелял?

- Валик пулемёт засёк, который по нам работал, а пока добежал, всё уже в дыму было и не видно ничего.

Юрке хорошо рассуждать, он натуральный снайпер, мог за несколько километров положить снаряды в овраг и накрыть банду, которая по нему уходила. Разведка потом только куски тел собирала. Все ответственные стрельбы ему поручали, имеет право ржать.

Когда рыл себе на ночь окоп, подошёл взводный.

- Что же ты так? Так хорошо начал, и — на тебе!

- Было не видно ничего! Дым сплошной! Ориентиры потерял.

- Ну, на нет и суда нет. Я хотел тебя уже на Красную Звезду представить, если бы всё получилось.

- Сами же сказали, на нет и суда нет.

Долгополов ушёл, а я продолжил долбить окоп, чтобы матрац входил, и я сам смог поместиться. Сколько же я их выдолбил за время службы? Новая стоянка – новый окоп.

Ночью пацаны попались на пьянке. Вернее попались утром на построении, когда выяснилось, что брага, заквашенная в оцинкованных тубусах, к употреблению не пригодна. И даже символический глоточек привёл к резкому расстройству желудка. Так что наступивший долгожданный День ВДВ в наших рядах был натурально обгажен. Взводный ещё вчера заметил закопанные на склоне тубусы, так как один оказался пробит пулей и вытек, демаскировав себя мокрым пятном. Он только ждал, когда народ попробует зелье. Получилось всё, как нельзя лучше. Для него лучше. Воспитательная работа была проведена просто замечательно. Ему только и нужно было ходить перед строем и нудно читать лекцию о подрыве боеготовности, глядя, как корчатся в строю бойцы, принявшие «бальзам». Хорошо, что я в армии не пил. В смысле — вообще не пил, принципиально. Офицеры у меня в каптёрке даже бадью браги ставили вызревать и были уверены, что не убудет, никому не дам и сам пить не буду.

На вечернем построении мне вручили письменную благодарность от имени командира полка. Только я так и не понял: эта благодарность досталась мне за мои потуги по ликвидации пулемёта или как знак трезвости…

ПЕРВЫЙ РЕЙД

Всего за время срочной службы в Афганистане я принимал участие в двадцати пяти боевых операциях. Это примерно за год, за последний год службы. Первые полгода, почти весь «молодой» период, провёл на «точке» под Кабулом, где были в основном караульные дела. Я стоял на посту, на воротах нашей крепости в кишлаке Рустамкалай, где несла службу девятая рота 357-го ПДП нашей 103-й гвардейской (витебской) дивизии ВДВ. Этот блокпост перекрывал выход из ущелья, где находился крупный укрепрайон душманов, называемый «Тюрьмой русских военнопленных». А я там был в составе артиллерийского взвода, который прикомандировали к этой роте.

Для меня пойти в рейд — означало пойти в горы с пехотой из соседнего полка на боевые действия, а пойти с «броней» — это пойти на боевые вместе со своей пятой батареей 1179-го артполка 103-й ВДД.

Всего за службу я двенадцать раз ходил в рейды на «войну», но запомнились больше всего эти восемь….

* * *

В то время, повторяю, я служил на «точке» — в тридцати километрах от Кабула, у кишлака Рустамкалай. Стояли мы в местной крепости. Взвод нашей пятой батареи был придан для усиления девятой роте. Блокировали мы ущелье, в котором был расположен самый мощный укрепрайон. «Рулил» в нём полевой командир, и звали его Фаиз Мамат. Контролировал он не только ущелье, но и все окрестности Кабула. Хорошо так контролировал, плотно. Воевать он умел и любил, да и в своё время окончил наше Рязанское командное училище ВДВ, и тактику наших войск знал не понаслышке. Ловили его долго и упорно, но всё напрасно. Уходил, гад, всегда, или не появлялся там, где его ждали. В этот раз разведка донесла, что Фаиз Мамат собирает нескольких полевых командиров на общий сбор, решать, что делать с обнаглевшими «неверными», как дальше жить и размножаться. Прийти должны были пять главарей, каждый — с небольшой группой поддержки. В крепости на посту в тот момент находилось семьдесят четыре бойца, так что, оставив в ней караул, человек шестьдесят на операцию выставить мы смогли. «Зелёные» — соседний пост царандоя, — тоже смогли выставить около полусотни бойцов. Так что на первый взгляд для войны народу хватало.

Ну, а у меня в последний момент, как всегда, не заладилось. Сломалась моя радиостанция Р-105М, весом около десяти килограмм. Капризной она была до ужаса. Вот вечером, перед утренним выходом, когда наша пехота уже ушла в засады, рация у меня и сдохла. Понять, что с ней, я не мог. То работает, то вырубается, то снова работает. Провозился я с ней всю ночь. Под утро догадался растолкать ротных электронщиков, ввалился к ним с этой проблемой. Крутили, вертели, щупали, дёргали, в конце концов посоветовали мне сменить подводящие провода, которые идут от аккумуляторов. Ну, в жизни бы не подумал на них. Толстые, обрезиненные, надёжные, около шести миллиметров в диаметре. Больше от безнадеги, чем от мудрого совета, я решился испортить вверенную мне станцию. Отрезал провода, приспособил другие, заизолировал. Включил — заработало!!!  Из любопытства разрезал старые провода и обнаружил внутренний разрыв. М-да, а так ведь вообще не заметно. Короче, справился, только вот ночь не спал. Поэтому ходил, как сомнамбула.

Часов в восемь вывели «броню», расселись и двинулись. Проехав около десяти километров, упёрлись в огромный овраг. Метров двадцать по ширине, но глубокий такой! Впереди кишлак, который нам нужен, метров пятьсот до него, а ближе не подойти. Связались с засадой, оказалось, что результат есть. Завалили они двух «духов»-разведчиков. Вышли те на осмотр местности в парандже. Ну, так если маскируешься, так маскируйся полностью, обувь тоже смени. Когда из-под паранджи мелькнул грубый мужской ботинок, их тут же тихонечко шлёпнули. Обыскали, забрали автоматы китайские АК-47, все в иероглифах. И даже «инкрустированные» бисером. Видимо, любимая игрушка была, раз моджахед так любовно украшал свой автомат. Стволы эти в командирский БТР закинули, где я их внимательно рассмотрел, когда ленты для КПВТ набивал. Тем временем подошли соседи — местный царандой, народная милиция. Бывшая банда, но после революции её главарь по имени Маланга стал народным героем. Он объявил свой отряд афганской «десантурой» и решил, что воевать на стороне правительства он будет только вместе с русскими десантниками, да и квартировать тоже желательно вместе. Так и появились у нас соседи. Вполне мирно уживались. За полгода всего раз объявлялась тихая тревога, чтобы соседи не услышали. Мол, ночью будем брать «маланговцев». Но ничего, обошлось, Маланга не взялся за старое. Это был шустрый и подвижный, как ртуть, афганец лет сорока, воевал он с четырнадцати лет. Ну, и друг его и заместитель был такой же. Вот он и повёл своих людей через овраг к кишлаку. Метров за двести до домов по «маланговцам» ударили со всех стволов. Все залегли, а этот «безбашенный» заместитель командира царандоя сел на раскладной стульчик и со всеми удобствами стал постреливать. Через пару минут боя ему закономерно прилетело между глаз. Наша засада при таких делах тоже влипла, весь бой у наших над головами шёл. Отойти назад не получается, огонь слишком плотный. Раскрываться тоже нельзя. Так и лежали, окопавшись вблизи домов. Маланга рассвирепел, друга потерял, крови хочет. Потери у него — больше пяти человек только убитыми. Бегает, требует подвести «броню» прямо к домам, прикрыть его людей. А у нас овраг, на карте его почему-то не было. Из орудий стрелять тоже не можем, так как наша засада прямо перед домами укрыта. «Духи» осмелели, лупят длинными очередями из всего, что есть. Я из БТРа вылез, думаю, дай посмотрю, что творится. Пули над головой так и вжикают. Вжикнет, гляну назад, метрах в двухстах пыльный всплеск встаёт. Но когда несколько пуль прямо возле ног попали, решил укрыться. Встал строго за колесо БТРа. Смотрю, пленного духа волокут. Видно, «маланговцы» поймали. Его, наверное, уже допросили, раз отдали на расправу… Судьбе пленного нельзя было позавидовать… Там же где-то его и прикопали…

Засада наша все-таки выбралась, доползла до оврага и вышла к “броне”. Можно стрелять. Выкатили “Ноны” на прямую наводку и стали вести огонь штатными снарядами. Хорошие такие снаряды, почти на девять километров летят. Да и заряд очень мощный. А осколки, в виде воланчиков из рваного железа, летят очень далеко, метров на двести, точно. Запомнил картинку. Валерка Прищиц, механик-водитель «Ноны», перед стрельбой залёг у обреза ствола. При выстреле его, как кнутом, по ушам стегануло. Никогда больше я не видел, чтобы кто-то ползал вперёд ногами с такой скоростью!

Залез обратно в БТР и начал помогать набивать ленты к пулемёту, цинки вскрывать. КПВТ по кишлаку работает, грохот стоит. Затем всё стихло. Пулемёт заклинило, капризная все-таки машинка, долгой стрельбы не выдерживает. Работы не стало, и я незаметно для себя уснул. Проснулся от крика моего командира, старшего лейтенанта Троцевского:

- Да ты охренел!!! Спишь, что ли? Нас тут сейчас убивать будут, а он дрыхнет!!!»

Оказалось, что «духи» из кишлака ушли, скопились в мелких овражках и намереваются нас атаковать. На гранатомётный выстрел ещё не подошли, но вот-вот.… С количеством «духов» тоже не всё ладно. Пришли все пять банд, в полном составе!!! Это же сколько их — как мурашей в поле! Но не обломилось им сегодня. Ротный сумел вызвать вертушки. Прилетело звено «крокодилов» — Ми-24, и обработало скопление духов. Сначала «капельками» — бомбами весом по сто килограмм, а затем накрыло НУРСами.

Вот вроде и всё! Потрошить духов оставили «маланговцев», им сегодня крепко досталось, не так, как «духам», но всё-таки досталось. Сами мы снялись и в крепость поехали.

Неделю, во всем уезде, в каждом кишлаке, шли похороны. Сколько полегло «духов», я не знаю, но Фаиз Мамат опять ушёл. С нашей стороны потерь не было, и это больше всего радовало!

ГАРДЕЗ

Это был мой второй рейд. Вертушки высадили нас в районе города Гардез, в трёх километрах от горного кишлака. Нас, это четвёртую роту «полтинника» — 350-го гвардейского ПДП, — и приписанную к ней корректировочную группу из пятой батареи артполка 103-й ВДД. Старшего лейтенанта Троцевского, сержанта Александра Колесникова — нашего санинструктора, и меня, рядового Кузнецова — старшего радиотелефониста, вьючного мула для перетаскивания железного ящика по имени «коротковолновая радиостанция Р-107М». Вот всегда завидовал бойцам, которые, расстреляв патроны и раскидав гранаты, бегали по горам налегке.

Вертушки поднялись, и тихо полетели назад. Так низко – низко. В сторону от кишлака. Скрытность, понимаешь! Ну, и мы тоже, скрытно, не торопясь, залезли на гору над кишлаком. Заползли поздно, почти в темноте. Место оказалось каменистое, и ровную площадку для сна найти было довольно сложно. Но я что-то нащупал и улёгся. Утром выяснилось, что спал я на свежей могилке какой-то ханум, но ничего, выспался, и кошмары не снились. Таджик-переводчик из Душанбе с рассветом очень ловко испёк странную лепешку. Запалил костёр из поднятых снизу дров, развёл тесто, и когда костёр прогорел, вылил всю массу в золу, а сверху золой же и присыпал. Когда костёр прогорел и остыл, вытащил горячую лепешку. Вид у неё был не очень съедобный, но пахла просто замечательно. Жаль, что попробовать не удалось, он её для ротного сделал. Ближе к обеду заметили с горы, что по дороге идут двое местных, решили перехватить. Вообще-то любые передвижения аборигенов не приветствуются, когда мы на войне. Если хочешь, чтобы тебя не тронули, сиди дома. Тогда и вопросов не будет: «Кто такой? Куда идешь? Что узнал? Кого предупредить хочешь?» Так и тут — очередью под ноги, обозначили, что ходить больше никуда не нужно. Встали, ждут, не рыпаются. Выдвигаемся к дороге. Вот не получается у меня с горы скатываться. Таджик-переводчик, так тот просто сбежал, как по дорожке, и повязал двух этих «душков». После допроса выяснилось, что один из них знает, где находится склад с оружием. Его предупредили о пагубности ложных сведений. Настаивает, блин! Ну, что же, идём в соседний кишлак. Подошли ближе к вечеру, другие взвода нас обогнали. Они успели перехватить и согнать всех жителей вместе. Ротный просит энтузиаста показать склад, тот мнётся и тыкает рукой в какой-то дом. Обыскали, ничего не нашли. Ну, и зачем дух нас сюда притащил, непонятно, чего он хотел добиться, непонятно, а всё непонятное — подозрительно и опасно. Короче, обман дорого обошелся афганцу. Позже он был повешен его же попутчиком – вторым «духом». Мы же, собрав всех жителей, пошли на гору, но на тропе к кишлаку решили устроить сюрприз — оставили усиленную засаду.

На горе дров не было, а с собой я их не захватил. Начал рвать траву. Не идёт работа — долго и муторно. Пошёл и взял из толпы местных молодого “бачёнка”.

- Рви! — говорю.

Рвёт, в глаза заглядывает, энтузиазм так и брызжет. Заискивает, как перед шейхом. Нарвал он целую копну, так что хватило не только консервы согреть, но и на постель. Конечно, отблагодарил и пацана. Потом отвёл «бачу» обратно и, выложив бруствер, лёг спать.

Утром рано «духи» попытались атаковать кишлак, но напоролись на засаду и были перебиты. Положили почти всех, но одного всё же в плен взяли. Привели его наверх, допросили, после чего всех местных отпустили. Через некоторое время, когда крестьяне все уже ушли, пленный «дух» ехидно сказал, что тот молодой, в тёмных штанах, лучший их подрывник. Это был мой «бачёнок», что мне траву собирал. Кинулись ловить, да где там, дураков нет.

Выдвинулись к тому кишлаку, который старательно обходили вчера. Пришли, а кишлак пустой. До вертушек и эвакуации ещё четыре часа ждать. Пошли по домам. Смотрю, на углу дома на крючке висит одежда, чисто машинально охлопал, что-то тяжёленькое. Оказалось — «браунинг» с зелёной рукояткой. Патрончики махонькие, как игрушечные, калибром где-то4,5 мм. Попробовал выстрелить. Не стреляет. Начал разбирать, и в этот момент меня нашёл Троцевский и отобрал у меня игрушку. Шёл он мимо меня, чтобы проверить одну идею, а именно, загорится ли от трассера банка с бензином, которую он тащил откуда-то. Говорит мне:

- Сейчас поставлю тут, и трассером подожгу!

- Зачем?

- Провожу эксперимент. Загорится ли…

- В упор не получится, дальше отнести надо.

- Почему?

- Трассер метров через сорок зажигается.

- Не верю!

Я пожал плечами. Троцевский же, поставив неподалеку канистру, приложился, и очередь трассеров прошила жестянку с горючим. Бензин не вспыхнул. И хорошо, что такого не случилось. Рядом внезапно появился командир второго батальона гвардии майор Александр Солуянов, между прочим, будущий Герой Советского Союза. На сцену разноса старшим начальником Троцевского я уже не смотрел, поспешил скрыться. Вдруг слышу: «Строиться!» Сразу вспоминаю о том, что у меня же станция на другом конце кишлака! Успел! Встал в строй, ждём вертушек. МИ-8-е пришли, зависли над поляной, подняли тучу пыли и сели. Когда народ открыл глаза и распрямился, оказалось, что пленный «дух» сбежал. Куда сбежал, никто не видел, все глаза позакрывали из-за поднятого винтами мусора, а он просто идеально выбрал момент для побега! Без пленного лететь нельзя, он уже заявлен на полёт. Резкий обыск по всему кишлаку — уйти он далеко не мог. Нашли гада! В тандыр залез, это печка такая в земле, где лепешки пекут и крышкой накрылся. В пять минут уложились!

Всё! Сели и улетели.

«РЕЙД МЕСТИ»

В ноябре 1983 года «духи» раздолбили нашу колонну с горючкой и боеприпасами. Командование сильно возмутилось, похоже, был у них в той местности какой-то договор о ненападении. Так образовался мой третий рейд, моя третья корректировка.

Началось всё с предупреждения: взять в обязательном порядке с собой валенки. Выполнение распоряжения, дескать, проверят. Но ведь валенки — это не только возможность не замерзнуть ночью, но и лишних два килограмма на свой хребет днём. Бойцы и так уже из-за груза еле могли передвигаться. Вот, например, что должен был нести я:

- радиостанция Р107М- 24 килограмма;

- комплект запасных аккумуляторов -4,5 килограммов;

- автомат АКС-74 — 3,75 килограмма;

- запасные рожки, четыре штуки, в «лифчике» — 3 килограмма;

- сухой паёк — 1,5 килограмма;

- фляга с водой, полтора литра — 1,5 килограмма;

- бронежилет-7,5 килограммов;

- каска, ватник, сапоги, гранат парочку — 4 килограмма.

Итого, считаем, приблизительно пятьдесят килограмм. Можно ли идти в гору с мешком муки на плечах? А ещё при этом бегать или ползать? Падать-то легко, подняться трудно!

Естественно, если получится, берёшь всё по минимуму. Каску, «броник» — на фиг, запасной комплект аккумуляторов тоже туда же — на день-два идём, не сдохнут. Валенки тоже решил оставить, а взять вместо них сапоги химзащиты. Если их натянуть поверх одежды и обуви, можно согреться, а весят-то они меньше. Итого — минус двенадцать килограмм. Напрягало только то, что химзащиты у меня не было, занять её нужно было у соседа-каптёрщика, который, собственно, и посоветовал таким способом согреться. Решил у каптёрки оставить Валика-Разведчика, чтобы он дождался соседа, взял химзащиту и принёс на плац «полтинника», где должен был проходить строевой смотр перед вылетом.

Нужно сказать, что Валик-Разведчик был существом совершенно безобидным, имел вид Пятачка из мультика про Винни-Пуха. И голос у него такой же. Но парнем был исполнительным. А самое главное, как ни странно, — далеко не трус. Однажды, летом 1984 года, в один из выходов с «броней» случился миномётный обстрел. Обстреляли штаб, когда там проходил сбор офицеров. Были потери ранеными и убитыми. Во время налёта провод телефонный перебило. Так Валик сам схватил катушку и протащил до штаба новую линию от батареи. Ночь, мины везде рвутся, а ведь не сдрейфил…

«Разведчиком» Валентина Логинова из города Орла стали называть сразу по прибытии в часть. Когда я подошёл к группе из пополнения и увидел такого «Пятачка», невольно спросил:

- Ты кто?

-Я — разведчик! — ответил мне Валик тонким, писклявым голосом.

Все просто со смеху попадали. Такой вот контраст между внешним видом и серьёзностью заявления. А всё оказалось просто. Валик «учебку» закончил командиром отделения электронной разведки. С математикой и формулами он очень хорошо ладил. Через полгода Валик на всех выездах поправки к стрельбе считал, а характер так и не изменился. Он так всю службу безобидным «Пятачком» и проходил. Обидеть Валика — всё равно, что у ребёнка конфетку отобрать. Рука просто не поднималась. Даже ребята из дивизионной разведроты, к которым я и Валик в мае 1984 года были прикреплены и несли службу на вершине горы Хаджи-Роваш, на краю Кабула, взяли Валика под защиту. Бойцы они были резкие, накачанные, и слабости в других не терпели, но Валик их чем-то зацепил:

- Обидишь Валика — уроем! Другим тоже скажи, что Валик под нашей защитой! – такие слова мог услышать любой, кто этого не знал.

Химзащиту мне Валик не принёс. Просто проверка прошла формально и быстро. Оглянуться не успели, а уже в вертушках сидим. Идти пришлось с третьей ротой «полтинника», ребята странные, в роте особенный упор на физическую подготовку, командиры — фанаты этого дела. Роту так и называли — гвардейская, горно-копытная…

Десантироваться должны были в какой-то кишлак, где высота в предгорье около2700 метров, а на вершинах — за3200 метров. Корректировочная группа состояла из трёх человек: старший лейтенант Евгений Соловьёв, «Пинц» — Сашка Колесников, сержант, «медбрат» нашей пятой батареи, и я — рядовой Кузнецов, старший радиотелефонист.

Солнце уже взошло, когда мы долетели до места. Вертолёты сделали круг над кишлаком, выпустили НУРСы по остаткам домов и выбросили нас в снег.

Вся тактика этой войны заключалась в том, чтобы побыстрее забраться на господствующие вершины и там закрепиться. Тот, кто сверху, тот и прав. В общем, пошли вверх, на гору. Солнце светит, снег тает, жарко, весь мокрый медленно ползу вверх и неумолимо сдыхаю. Пройти осталось до вершины метров триста по вертикали, когда Соловьёв решил мне помочь. Поменялись мы с ним грузом. Я ему отдал свою радиостанцию, он мне — свой рюкзак со спальником пуховым. Зря он это сделал. И не раз, наверное, раскаялся. У меня будто второе дыхание пришло, и я пополз в гору. Перевалил через хребет, подождал старлея, подал ему руку и помог подняться.

- Ты куда это рванул?

- Так окликнули бы!

- Ага, догонишь тебя, как же!

Пока Соловьёв отдыхал, решил я посмотреть, куда же мы заползли? Высота больше3500 метров. Небольшое плато, вершинка вроде как стёсана. Подошёл к обрыву, с другой стороны — пропасть, стенки вертикальные почти, метров на четыреста ниже нас облака плывут, земли не видно, как из самолёта смотришь. Начало смеркаться, и тут же резко похолодало. Учитывая, что народ весь мокрый от пота и снега, ночные перспективы вырисовывались неутешительные. А для меня — тем более. Ротный это тоже сообразил и скомандовал;

- Посты не выставлять! Всем утеплиться и закутаться! Главная задача — не поморозить людей!

Да… Вот и пришёл мой час… Без валенок, в мокрой одёжке и сапогах… Даже не представляю, как на морозе переночевать. Разве что только отжиматься до изнеможения. Хотя нет! Некоторая надежда появилась! Запнулся я о какой-то странный вырост, на колобок похож, колючий только. Я вроде бы раньше видел такие, только маленькие, а тут размером с кулак и больше, да густо так на камнях растут, как насыпаны. Принялся я их быстро ногами сбивать. Собирать на плащ-палатку и таскать в расщелину между камнями, которую присмотрел тут же. Мечусь, как Дерсу Узала в книге Арсеньева, когда он в пургу стог сена резал, чтобы не замерзнуть. Когда бойцы «прочухали», чем я занимаюсь, быстро мою поляночку очистили. Не завопишь же, что мне нужнее, и я тоже жить хочу! Все хотят — возраст такой! Прибегаю с последней охапкой, а на моём месте уже Пинц устроился — залез в свой спальник и затих, счастливчик! Сам нигде места не нашёл. А как увидел, что я отвлёкся, и тут как тут! Хорошо, что расщелина длинная была. Оттащил я его за ноги ближе к краю, выгреб, матерясь, из-под него, сколько смог, «колобков», и уже почти в темноте начал плащ-палатки сверху этого ложемента натягивать и камнями придавливать. Полог такой получился. В головах радиостанцию поставил. Ткань подвернул, чтобы не выдувало.

Только собрался лечь, как старлей подваливает, тоже места себе не нашёл. Пинца оттянул ещё дальше. Соловьев тоже улёгся. Ног уже просто не чувствую, просто ниже колен болит какая-то деревяшка. Пытаюсь разминать, шевелить пальцами, сгибать-разгибать ноги, и всё время бью по голове Соловьева. Какой уж тут сон, так, забытье иногда, да и страшно засыпать, не проснусь ведь! Старлей меня ночью периодически потрясёт – давай, дескать, на связь с базой выходи. Успокоился только тогда, когда рация «крякнула». Видимо, вода в гарнитуру попала и замёрзла. Не знаю, позже она нормально работала. Далее мёрз без перерыва, до самого подъёма. Часов в пять утра объявили подъём. Ещё была темнота. Встали, что удивительно, — все. Даже я, хоть и примёрз к камням. Выбрался я из натурального сугроба — ночью снег шёл. Может, он меня и спас? Хотя ног не чувствую, но стою, не падаю. Прошли метров сто до склона, где вчера поднялись, и посыпались вниз. Видимо, не один я такой убогий, ног не чуял. Кто-то оступился, и все, как кегли, покатились. Я на рации, как бобслеист, летел, ногами-деревяшками подруливал, чтобы не кувыркаться и тормозить помаленьку. Сорванные вещи летели рядом, особенно каски доставали. Одна меня неплохо по голове огрела. Хорошо ещё, что у меня из завязок ничего не вырвало, не нашёл бы потом. По ходу спуска даже своеобразные «гаишники» образовались. Они в одном месте, перед обрывом, стояли и руками махали, чтобы народ огибал опасный участок. Повезло. Внизу собрались, вещи расхватали. И ведь никто не поломался! Построились и пошли к кишлаку, возле которого вчера высадились. Шёл по-прежнему на деревянных ногах, но уже что-то начал чувствовать, значит, отходят! В кишлаке дали время осмотреться и оправиться. Решил я тогда перемотать портянки. Да и посмотреть, что у меня с ногами. М-да…Казус какой-то. На обеих ногах лежал лёд. Слева и справа, вдоль ахиллесова сухожилия, прилеплены по две сосульки. Снег попасть не мог, комбинезон поверх сапог надет и затянут, значит, ночью влага напотела и замёрзла, больше ничего не придумалось. Очень сильно мне повезло, что без ног не остался.

Потом были марш на десять километров и встреча с «броней». Забравшись на танк, первым делом сунул свои ноги в выхлоп. Так и доехал до полка, коптясь в солярке.

Кто кому отомстил, я так тогда и не понял…

ЧАРИКАР

Недели не прошло с предыдущего рейда, где я чуть не замёрз, как народ опять зашебуршал и начал готовиться к выходу — на недельку в горы. Куда идём, почему-то никто не знал. Ну, да ладно, там разберёмся. Иду вновь с Троцевским и Сашкой Колесниковым. Надеюсь, что в этот раз беготни по горам не будет, а на прочёску я согласен. Ещё бы от железного гроба, что за спиной, избавиться и налегке «пошариться».

В этот раз никаких вертолётов, идем на «броне». Тут тоже есть своя специфика. И отнюдь не радостная. Знал бы, что мне предстоит, день бы голодал, а потом угля бы активированного наелся. Ну, зато есть, что вспомнить…

Колонна шла уже несколько часов без остановок. Народ, сидевший внутри БТРа достаточно плотно, почти как сельди в бочке, помаленьку вылез наверх. Хоть на «броне» было довольно зябко, да и ветер пронизывающий, но мысль о возможности при малейшей остановке колонны соскочить и сделать неотложные дела просто сверлила мозг не только у меня. «Сверлился» не только мозг, но и кое-что другое… Интересная картина: на соседних машинах висят несколько бойцов. Висят над дорогой, ногами упёрлись в броню, а руками вцепились в скобы на башне БТРа и пытаются свои дела сделать. На скорости шестьдесят километров в час такое «навесное оборудование» выглядит хоть и не очень, но вполне оригинально. Я пока терплю, но уже присматриваюсь, беру уроки мастерства, чувствую, вот-вот пригодится! Терпение моё все-таки было вознаграждено. Словно волна прошла по колонне, машины начали останавливаться. Впереди — подрыв. Надолго или нет остановка — не известно, но не воспользоваться этим — глупость небывалая. Плевать, что стоим посреди города, плевать, что вокруг народ. Ну, надо мне! Правда, не настолько я озверел, чтобы снимать штаны посреди улицы. Рядом оказался проход между домами. Проход узкий, почти всё пространство занято дровами. Вдруг поворот, есть какой-то закуток. Делаю свои дела… Быстро подхватываюсь и мчусь к машине, еле успеваю, заскакиваю уже на ходу.

Потеплело, ветерок ласково обдувает, захотелось спать, но это чревато, можно сорваться под колёса. Но спать-то всё равно хочется. Привязал станцию к скобе на башне БТРа, влез в лямки и задремал…

Проснулся от выстрелов и от того, что меня кто-то за шкирку стянул с брони. Я и повис на привязанной к броне радиостанции в довольно-таки беспомощном состоянии. Выбраться сам не мог, так как связал лямки верёвочкой. Так я и болтался, привязанный к башне, по броне, пока ПКВТ дувалы обрабатывал. Ствол пойдёт влево, я вправо перемещаюсь, ведёт стрелок ствол вправо, я влево уезжаю. Наконец, всё утихло. Стрельба прекратилась, и я всё-таки оторвался и спрыгнул на землю. Появился боец, который вёл огонь.

- Блин! Опять поворотный механизм накрылся, из пулемёта хрен постреляешь! Башня еле вращается. Пойду, доложусь!

- Успокойся! Не нужно никуда докладывать! Это я на марше привязался к скобе, ты башню повернул, меня сбросил и я повис. Вот ты меня по броне и таскал! Чем орать, лучше скажи, что случилось?

Оказалось, что доехав до места и встав на краю кишлака, мы вызвали сильную неприязнь одного местного жителя. Увидев вставшую возле его забора колонну бронетехники, он решил прогнать мерзких «неверных» от своего дома и начал лупить по нам дробью из своей двустволки. Типа — «Кыш! Противные!!!» Но мы почему-то решили не спешить и врезали со всех стволов по источнику раздражения. В результате афганец попал на небеса, а к офицерам из дома прибежала разъяренная «фурия», как оказалось — жена этого партизана. Подбежала и стала, размахивая руками, что-то требовать. Выяснилось, что ей был необходим муж взамен убитого, которого она так и не успела стащить с забора. Мол, без мужа ей нельзя, соседи не поймут, а у командира солдат много, вот пусть одного и оставит. Уж она его будет холить, лелеять и никому в обиду не даст!

Когда толмач перевёл, что она хочет, все долго ржали, хлопая себя по ляжкам. «Фурии» же объяснили, что мужа командир ей выделить не сможет, так как она сама виновата, потому что не объяснила бывшему супругу, на кого можно руку поднимать, а на кого не стоит.

«Броня» осталась на краю кишлака, а мы, взвалив на себя рюкзаки и оружие, пошли на «прочёску». Почти сразу же наткнулись на высокий дом с плоской крышей. Образовался штаб, где я и засел с рацией на весь день. Скучно. Народ носится, а мне запретили. Сижу на крыше на стуле. Автомат между колен стволом вниз зажат… Так и коротал время до самого ночлега…

С утра, выходя из кишлака, маленько начудил. Решил путь срезать и сошёл с тропы. Тут же снял растяжку, хорошо, что «сигналку», а не гранату, вот бы шума-то было! «Фатального» такого шума…

Выходили со стоянки под визги и зелёный салют «сигналки». Непонятно, то ли «духи» любопытные оказались, то ли так сложилось, но прямо перед нами на горку выскочили три экземпляра. Ротный отобрал у бойца ствол с «подствольником» и навскидку выстрелил гранатой. Было далековато, но попал. Был виден взрыв прямо среди этой троицы.

«Духи» убежали.

- Не понял! Что за ерунда?!! Дай сюда гранату!

Капитан взял гранату, осмотрел.

- Ты где ЭТО взял? Это же «учебная», сигнально-дымовая! Они же сюда вообще поставляться не должны! Выбрось на хрен все!!!

Долина, по которой мы идём, — классическая «зелёнка». Поля виноградников перемежаются островками домов. Вокруг домов-крепостей — приусадебные участки, на них обычно — тутовник, грецкий орех и гранат высаживают. Красиво, в общем-то, видимо, богатенький народ тут живёт. По сравнению с другими кишлаками, конечно.

Возле домов встретили группу «зелёных», и в кишлак вошли вместе. Весь кайф от «прочёски» обломали. Морду наивную «кирпичом» сделают и выговаривают.

- Нельзя!!!

Это нельзя, то нельзя…

Видимо, я расстроился из-за сопровождавшего нас навязчивого афганца, потому, что при очередной команде «Строиться!» «тупо» вышел из окна второго этажа. Как был гружёный, так и «вышел»: с рацией, оружием и недовольством в душе. Как-то подвёл меня глазомер на этот раз. В результате, с вывихнутой ногой я подкатился прямо к строю. Болело жутко. Мне помогли подняться и придержали в строю, чтобы не упал. Единственно положительный результат этого происшествия оказался таким: Троцевский снял с меня станцию, и повесил её на Пинца. Недовольная рожа Сашки меня немного успокоила, а нога, думаю, заживёт. Хоть она и распухла, и в сапог не влезает, но ничего, надел на правую какой-то тапочек, допрыгал до моего «зелёного», он с собой тросточку какую-то таскал, пообещал ему денег и эту тросточку выцыганил. На сердце немного потеплело. А с утра при прочёске я, наверное, представлял собой презабавное зрелище: шустро ковыляющий чудик с тросточкой, который не пропускал ни одного закутка по всему маршруту следования…

Хромым «калекой» я пробыл дня два. Потом опять надел станцию. Типа — выздоровел.

Вечером четвёртого дня вышли на широкую улицу. Проспект, однако. Слева — дома-крепости, справа — сады с какими-то сарайчиками. Взводом заняли один из домов, а там вообще пусто, даже чайника нет, всё куда-то попрятали. Ну, ночью чайком побаловаться сам Бог велел. Поэтому, организовав компашку на троих, решили сходить к сараям, поискать посуду. Выходим из кустов и видим, как двое «духов» перебегают дорогу. Я как шёл с болтающимся на животе стволом, так и начал палить «от бедра». Думал, что увижу строчку и поправлю по цели. Как бы ни так, «духи» не дураками оказались. Бегущий впереди успел перескочить дорогу и, нырнув в кювет, очень чётко по нам хлестанул. Пришлось залечь. Немного постреляв и не встретив больше «взаимности», решили проверить. Пусто. В кустах и в кювете пусто, а посуды как не было, так и нет. Хоронясь, перебежали к сараям. Пинц остался у дороги в засаде, Яшка встал возле дверей, а я зашёл в дом. Оглядываюсь и вижу предмет вожделения, лежит, в куче хлама грязный, закопченный чайник, но нам — в самый раз. Начал наклоняться, и тут нога меня чуть не сгубила. Подвернулась… У меня чуть глаза на лоб не вылезли. Даже материться не мог. Застонал… А когда чуть-чуть отпустило, смог только громким шёпотом выдавить из себя какую-то трехэтажную конструкцию. Но от души. Поднял чайник и похромал к двери. Когда вышел, увидел, что Яшка обратно чеку в гранату вставляет. Посмотрел он на меня и говорит: «Я думал, что тебя зарезали. Застонал и забулькал как-то. Если бы ты ещё секунду, если бы матерится не начал, точно бы гранату в окно бросил! Так что — живи!»

Охренеть просто! Других слов нет!

Чарикарская долина – вообще-то места красивые и богатые. Дома высокие, с современной отделкой, сады вокруг них, виноградники…

Для штаба и НП — наблюдательного пункта, выбрали высокий крепкий дом в три этажа. Крепкий, потому, что разорвавшаяся рядом с домом в саду «капелька» — стокилограммовая авиабомба, здание не разрушила. Картинка выглядела довольно забавно — огромная воронка на углу – и совершенно целый дом, даже стёкла из окон не выбиты, хотя, наверное, ремонт уже после «капельки» делали.

Офицеры собрались на плоской крыше дома. В бинокли смотрят, по картам линейками елозят, в общем, при делах, а солдатики-то скучают, стараясь на глаза отцам-командирам не попадаться. Мне тоже заняться нечем. Хожу по дому, пинаю мусор строительный, трубы картонные из под линолеума, бочки какие-то картонные. Понятное дело — ремонт же идёт. И тут меня осенило — бочки, трубы… Да это же готовая печка. Ерунда, что картонная, зато, как весело будет!!!

Решил приколоться и позвал друзей, кто же в одиночку такое творит?

Зашли в комнатёнку. Говорю: «Сейчас согреетесь!». Поставил рацию на подоконник, вытряхнул мусор из бочки и затащил её в комнату. Вырезал ножом выход для трубы и дверку, поставил эту конструкцию у окна, вывел в него картонную трубу, набил «печку» дровами и поджёг…

Сидим, греемся, забыли уже, что печка-то бумажная, а объёмом она литров на сто — сто пятьдесят. Дрова трещат, народ сидит, на огонь смотрит… Хорошо!!! Но ничего не бывает вечного. Очень неожиданно печка развалилась сразу и вся. Только, что была она здесь, и вот уже на её месте куча пылающих дров! Бойцы за секунду выскочили из комнаты, а я, сначала бросившись вместе со всеми, метнулся назад, рацию свою я ведь на окошке забыл. Теперь, правда, между мной и окном был натуральный пионерский костёр! Прыгаю на эту пылающую кучу, хватаю станцию и — рывком к двери… Потом, конечно же, огонь погасили…

Утром следующего дня вышли в район каких-то мастерских, которые выглядели как капитальные гаражи, стоящие вокруг достаточно большой площади.

Иду вдоль всего этого хозяйства, заглядываю в очередной гараж и вижу, что он весь завален «насваем» — зелёной полунаркотической гадостью, которую очень часто жуют местные.

К наркоте у меня и сейчас отношение брезгливо-опасливое, а тогда я вообще любую наркоту люто ненавидел. Помню, как некоторые мои знакомые резко превращались в «озабоченных овощей»… Сначала конопля, потом героин… И всё, нет человека, остался муляж, занятый мыслью, где найти и что продать, дабы достать «хапочку»…

Короче, увидел я, что половина гаража занята этим самым «насваем» и решил пошалить…

Нашёл в соседнем помещении канистру с керосином, набросал на зелёную кучу всякого горючего хлама, облил всё это дело, поджёг и тихонько удалился, пока никто меня не увидел. Просто вдруг я кому-нибудь «бизнес» бы испортил… Кто знает…

Уходили мы из Чарикарской долины под очень громкий «БАБАХ!!!». Обыскивая дом, в подвале нашли двадцать мешков селитры. Сапёры их заминировали. И через десять минут не стало ни утёса, на котором стоял дом, ни самого дома…

ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ

На войне труднее всех приходится рядовому солдату. Читая воспоминания Игоря Кузнецова, я был поражён точностью и простотой его повествования. А ещё – какой-то особенной подкупающей искренностью. Что-то мне пришлось сократить, что-то – сгладить… Сами понимаете – на войне в экстремальных ситуациях бывает всякое… И это «всякое» может кого-то шокировать. Конечно, обыватель, а особенно – молодёжь, представляют войну как череду непрерывных перестрелок, «рэмбовской» удали героев-одиночек, безоглядной храбрости. Да, на войне и такое бывает. Но больше всего там – тяжёлого, изнуряющего физические и нравственные силы грязного, кровавого и неблагодарного труда. Мне тоже довелось служить в 1979 – 1981 годах в Афганистане в той самой прославленной 103-й (витебской) гвардейской воздушно-десантной дивизии. Почему я говорю – не «воевать», а «служить»? — Это потом всё назвали войной. А для нас она и для советского народа в первые годы была «службой в ограниченном контингенте». Естественно, всё ведь сначала засекретили. Когда я приехал в первый свой отпуск в июле 1980-го, то встретил в своём родном посёлке Глушково Курской области двух одноклассников. Один из них, Федя Горпинченко, подслеповато таращась на меня из-за толстых линз очков, «брякнул» невпопад:

- Сашка, а говорят, ты в живот ранен?!

- Сам ты, Федя, в одно место раненый, — усмехнулся я.

- Слушай, а за что медаль-то ты получил? В нашей районной газете «Знамя Октября» написали об этом… Ты стрелял там? И даже очередями? – задал вопрос мой второй одноклассник – Вовка Троянов.

- Ребята, да бросьте вы, — поморщился я. – На войне дают медали и ордена не только за то, что убивают, но и за то, что могут быть убитыми.

- А-а, скрываешь ты от нас правду… — разочарованно протянул Вовка Троянов.

К чему я всё это написал? – Игорь Кузнецов ничего не скрывает в своих воспоминаниях. Честно и откровенно пишет о допущенных оплошностях, о неудачах, об изнуряющей усталости от своих 25-ти рейдов. Он – не «рэмбовский» супермен. Он — обычный советский рядовой десантник. Кстати, одного из «рэмб» в начале марта 1980-го взял голыми руками в плен в провинции Кунар наш младший сержант Михалёв. Ворвался в дом, услышав шорох внутри, и увидел американского советника с ножом в одной руке и гранатой – в другой. И взял этого «рэмбу» без единого выстрела. А прослужил тогда парень всего лишь восемь месяцев. Вот, какими были тогда мои однополчане!

Поэтому, предложив вниманию читателей воспоминания Игоря Кузнецова, я думаю, что они оценили их по достоинству. Опыт бывает и со знаком «плюс», и со знаком «минус». У Игоря Кузнецова есть и то, и другое. Учесть ошибки предшественников, взять на вооружение их опыт выживания в экстремальных ситуациях, умение действовать в боевой обстановке с минимальными потерями – это всегда важно для солдата. Особенно — для рядового. Для рядового любой войны…