В 1996 году из терских и кубанских казаков был сформирован 694-й отдельный мотострелковый батальон, неофициальное название батальон им. А.П. Ермолова. Значительную часть личного состава составили казаки прошедшие через боевые действия в Приднестровье, Абхазии, Карабахе, Сев.Осетии.
Во время боевых действий в Чечне батальон сражался под станицей Червленой, Грозным, Ачхой - Мартаном, Катыр - Юртом, Старым Ачхоем, Орехово, Шали, Ведено, Беноем.
Казачий батальон численностью 800 человек был сформирован в начале 1996 года на базе Министерства обороны. Спустя три месяца батальон, потерявший ранеными 262 и убитыми 27 казаков, расформировали. 93 человека были представлены к правительственным наградам, 27 из них — посмертно.
На вопросы корреспондента ответил начальник военного управления Терского казачьего войска полковник Александр Волошин. Четыре года назад он был походным атаманом и заместителем командира отдельного казачьего батальона имени генерала Ермолова.
— Батальон Ермолова — это вообще-то условное название. По штатам он проходил как 694-й батальон 135-й мотострелковой бригады 58-й армии СКВО. Формировался он из казаков, поэтому мы дали ему свое название ермоловского батальона.
Батальон сформировали по приказу генерала Квашнина - в то время он был командующим СКВО - сразу после событий в Дагестане и Первомайском. Сформировали за два месяца, но ни соответствующих учений, ни боевого слаживания не провели, сразу же нас бросили в станицу Червленная Шелковского района Чечни. Мы так и планировали: прийти на эти северные земли помогать братьям-казакам. Через десять дней генерал Пуликовский отдает приказ выдвинуться на Грозный. Уже 7 марта мы были в районе поселка Октябрьский. 8 марта генерал Квашнин лично поставил нам задачу войти и закрепиться в Заводском районе. К сожалению, я, как профессиональный военный, могу сказать, что нам не дали возможности провести разведку, рекогносцировку, в общем-то, даже собраться не дали. Под давлением авторитета Квашнина мы выдвинулись и попали в классическую засаду.
Я тогда был заместителем командира батальона, командиром поставили человека, не имеющего к казачеству никакого отношения, майора Володю Стехова, кадрового военного, а я между ним и казаками как бы мостиком был. К тому моменту, когда нас вывели из Чечни, этот майор каждому просто в душу лег, настоящий парень был, сработались с ним, в общем. Он и тогда, в той засаде, не растерялся, сразу организовал всех. Заводской район очень сложный, там много подземных коммуникаций, бетонные заборы, трубы. Нас уже ждали.
Это для меня до сих пор загадка, ведь между постановкой задачи и нашим прибытием на место прошло всего два часа, откуда боевики знали, что будет попытка занять район? Потом уже кто-то из местных нам сказал, что боевики велели местным уйти, потому что в район идут казаки. Откуда они знали, что идут казаки?
— А что вы называете классической засадой?
— Две подбитые передние машины, две задние, по обе стороны - бетонные заборы. Каменный мешок и море огня. И необстрелянные казаки. Вот здесь я впервые испугался. А потом смотрю, в глазах страха нет. Недоумение, любопытство, быстро собрались, стрелять стали. Паники не было. Я тогда, помню, даже гордость почувствовал - оттого, что казак. Естественно, задачу в этих условиях мы не выполнили, пришлось задымиться и кое-как уйти. Результат - двое убитых, 17 раненых. После этого боя от нас ушли 90 человек.
— 90 дезертиров? Из батальона?
— Да. Вы никогда не слышали? За три месяца дезертиров стало 130. Из батальона в 800 человек. Я вам вот что скажу. Из этих 130, может, 30 было подлецов. Остальные 100 - нормальные казаки, которые просто не смогли вот это все вытерпеть. Все же поняли, что нас просто подставили. Классически подставили. После того боя ко мне подходили парни и говорили: "Ты предатель, тебя расстрелять надо". Они же рядовые казаки, подробностей всех не знали, а только чувствовали, что подставили...
Но я главного не сказал - мы все-таки заняли Заводской район. Восьмого отошли, оклемались, а десятого взяли без потерь. Плюнули на все задачи и приказы и взяли, как нас учили обычные армейские учебники.
— Это как же?
— Валом-то не шли, броня справа, слева, ползком, перебежками, и пошли, и пошли. Сзади в 100 метрах - такой же БТР, так же - справа-слева, то есть классика, обыкновенные учебники, которые изучают в любой сержантской школе. К сожалению, Квашнин нам такой возможности не дал. Он нас только посадил на броню и ввел в этот мешок.
— Но вы все-таки снова ушли из Заводского?
— Нас обстреливали, там кругом эти скважины нефтяные, в ответ на огонь мы отвечали огнем, загорелась нефть, запылало там все, что могло гореть. И тут же господин Завгаев первым заорал: "Уберите казаков с Заводского района!" 17 марта нам приказали уйти. За это время, пока мы там стояли, у меня опять было двое убитых и очень много раненых, в основном в ночных стычках и под снайперским огнем. О том, что в этой войне были заинтересованы наши политики, мы тогда уже все знали. Вот когда мы уходили из Грозного, мне один военачальник, не буду фамилию называть, так и сказал про Шумейко и Гайдара: "Перестань шуметь, ты палишь их заводы"... А я просто не хотел отдавать приказ о выводе из Грозного, потому что тяжело в глаза смотреть своим ребятам.
— А после Грозного вы куда пошли?
— После Грозного был Шали. Там вообще черт-те что было. В Шали мы не входили. Тогда, помните, модно было - армия приходит, выходят к ней дедушки и говорят, у нас, мол, мирный поселок, не трогайте нас. И вот на уровне такой договоренности Шали был отгорожен от вооруженных сил. А в это время там сидел господин Масхадов, через наши посты даже несколько раз проезжал. Я потом у генерала одного спросил, что же это такое, а он мне - не твоего ума дело. А прикрывала нас калининская бригада, номера я не помню, исполнял обязанности комбрига подполковник Юдин, с лакированными ногтями подполковник, с маникюром. Я оперативно ему подчинялся. Мне было сказано черным по белому: один выстрел с блокпоста в сторону села, и я тебя оглушу своей артиллерией. Мы стояли и смотрели. Нас обстреливали оттуда минометным, снайперским огнем, а мы не имели права ответить ни одним выстрелом.
А потом было Орехово. Там я потерял 12 ребят. Вышло, что мы несколько раз его брали. Сначала взяли и, как положено, через два дня отдали внутренним войскам и МВД. Не успели дальше отойти, как они его опять сдали. Снова штурм. Мы шли на основном направлении, слева и справа от нас - кадровые полки. Плохо шли. Я смотрел в глаза бойцов из этих полков, говорил им: "Двигайся, движение - это жизнь". Ну откуда знает мальчишка из Саратовской или Воронежской губернии, зачем он попал в эту Чечню! Он по сегодняшнему образовательному уровню на карте географической не найдет, где эта Чечня. А его туда заслали. А мои-то хлопцы пришли, зная за что. За землю свою, за Терек родной, за казачью землю пришли. И не воевать в принципе, а так уж получилось, что воевать.
Ну а потом была поставлена задача седлать ущелье на Ведено по правому предгорью и контролировать дорогу. У меня тогда в ротах осталось по 12-17 человек. К этому времени были убиты 25, ранены 262. В дезертирах, я уже говорил, 130.
Когда нас менял десант, Псковская дивизия, десантники не верили, что мы смогли выполнить эту задачу. У меня в строю были и люди, которым глубоко за 50. Единицы, но были. Мне было тяжело на них смотреть, как они карабкались в горы. Но выполнили задачу. Ни разу мы не сорвали выполнение поставленных задач, не считая той подставы 8 марта.
— Почему же батальон расформировали?
— А там непонятная штука вышла. Изначально Квашнин формировал нас на три месяца. Потом решили переформировывать, потери-то большие были. Вопрос стоял так: к 1 июня переформировать и опять встать в строй. Нами тогда занимался замначальника штаба СКВО генерал-майор Скобелев. Но вскоре на территории Кабардино-Балкарии погиб Скобелев якобы в автомобильной катастрофе, с ним еще один генерал, начальник штаба 58-й армии. И после этого вопрос о переформировании был снят.
А в 99-м опять о нас заговорили. После дагестанских событий к нам обратился Квашнин, теперь уже начальник Генштаба, со своей директивой, и мы сформировали четыре комендантских роты и вот теперь одну стрелковую роту... Ядром этих рот были, есть и остаются батальонцы-ермоловцы.
— Не боитесь, что снова подставят?
— Боюсь. И даже думаю, что подставят. К тому все идет. Сравниваю то, что было в 96-м, и сейчас - один к одному. Сдадут, как в 96-м. Господин президент решил свои стратегические задачи. А сегодня, что ж, до выборов еще далеко. Но мы там стоим и не уйдем.
— Даже если прикажут?
— Нет, ну прикажут - куда денешься? Законопослушны. Хотя я уйду в партизаны, подчеркиваю, уйду. И не я один. Но уже против режима воевать.
Так вот, мы останемся там столько, сколько будет возможности. Столько, сколько хватит совести у сегодняшней власти. И все по справедливости будем делать. И своих наказывать будем, если кто нарушит закон. У нас ведь намного суровее свои законы, они у нас генетические. Мы никогда просто так не убьем человека. И хотим, чтобы это поняла и та сторона. И ради бога, пусть на нашей земле живут, как Бог рассудил, люди разных национальностей. И я уверен, что эти роты будут существовать, пока есть казаки и пока сейчас, слава богу, нас все-таки поддерживает сегодняшняя власть. |