Олег Терешкин - герой двух отрядов
Олега Терешкина справедливо называют своим два отряда спецназа. В «Витязе» он служил срочную, здесь проходило его спецназовское становление, здесь он заслужил свой краповый берет. В «Росиче» стал прапорщиком, за подвиг, совершенный в бою под Бамутом 18 апреля 1995 года, был удостоен звания Героя России (посмертно).
Жизнь
С ветераном войскового спецназа майором Евгением Петрушиным они земляки. В закрытом городе Свердловске-45 оба занимались лыжным спортом. Занимались вполне серьезно, вплотную подступив к мастерскому рубежу. Лыжные гонки — прекрасное средство закалки спецназовского характера, тот вид спорта, где сходятся лед и пламень, где мускул, дыхание и тело тренируются, по образному выражению поэта, с пользой для военного дела.
Уральцы Петрушин и Терешкин разъехались из родных мест, когда позвала походная труба: Евгений — в военное училище, Олег — на срочную в дивизию им. Ф.Дзержинского внутренних войск...
В 91-м встретились они на учебных сборах войскового спецназа в Москве. Евгений был командиром группы в калачевской бригаде оперативного назначения, Олег — солдатом «Витязя». Именно тогда младший по возрасту и званию земляк давал офицерам первые уроки высотной подготовки. Петрушин глянул вниз с пятого этажа. Даже испугаться не успел, как услышал: «Головой вниз — вперед». Не показав испуга, выполнил команду и... полетел. Тормознули его в полутора метрах от земли. Похлопали по взмокшей спине: «Нормально, командир! Дело пойдет». И ведь пошло... Истинные спецназовцы никогда не стесняются перенимать опыт у младших своих братишек. Для них главное — чтобы на пользу общему делу...
Однажды мы встретились с ними в Москве, когда знакомцы мои направлялись со своего Урала на свой Кавказ. Петрушин как раз «умыкнул» молодого своего товарища из пожарной части, куда Олег Терешкин устроился после срочной. Теперь вез его в свой отряд, радуясь, что будет в «Росиче» классный высотник, специалист по штурму зданий. Жена моя встретила гостей фразой, которая помнится до сих пор: «Вы что, братья?» Женщина, сама того не подозревая, уловила спецназовскую суть — сочла братьями двух совершенно не похожих внешне военных. И не одинаковая форма, не их краповые береты были причиной сходства, но родство душ, похожесть жизненных устремлений, которые так и сквозили в их поведении, разговоре.
Провожая их на Казанском вокзале, обнимая у вагона с табличкой «Москва — Грозный», разве мог я подумать, что едут мои братишки навстречу скорой войне? Разве мог подумать тогда Евгений, что будет хоронить Олега, своего подчиненного, земляка, товарища, в апреле 95-го. Разве думал Олег о своей посмертной Золотой Звезде?
Бой
Отголоски того боя слышались в сбивчивом рассказе двух солдат, Берца и Большого, которые были на Лысой горе 18 апреля 95-го. Тогда эти парни, рискуя собственными молодыми жизнями, еще надеялись спасти прапорщика Терешкина.
—...Пацаны наши сели, прикрывают и кричат: «Тяни его, оттаскивай сюда!» Я его тяну, дотянул до них. Поворачиваюсь — встает Зозуля. Хватается за ноги: «А-а, сволочи!» И идет так же, как прапорщик Терешкин шел. Пырса к нему подбегает: «Товарищ лейтенант, что с вами, помочь, промедол дать?». — «Нет, все в порядке». Только Пырса падает, начинает стрелять... А Зозуле прямо в щеку, в голову струя, пулемет или автомат... И он мне на ноги сзади упал. Я его откинул, даже не узнал — лицо какое-то изменившееся, кровь хлещет. И тут же старшина наш, Старичок, к нему: «Андрюха!!!» Я еще подумал про старшину — чего кинулся, стоял бы себе за деревом, мы бы оттянули сами. И тут же старшину нашего ранило в руку...
Я говорю:»Давайте старшину вниз». А он не хотел спускаться. Ну, Зозулю оттянули немножко, потом прапорщика Терешкина вытащил. Бой продолжался, я не видел, как других убивало. Я видел, как Кубата убило — когда он полз, его очередь по спине чирканула, прямо через «броник». Так: «Чух-чух-чух...» Разрывы такие. У меня в голове... Я уже ничего не соображал.
Вытянул Терешкина метров на двадцать. Подбежал начмед, весь уже замученный. Мы Терешкину «броник» срезали, смотрим — у него сквозное ранение прямо в живот. Давай его перевязывать. Не получается в этом кипеже, в спешке. Кое-как накладку сделали и побежали вниз. Наполовину спустились — и там стреляют, снизу. Ну, мы попадали... Спускал я его с Железякой, с сержантом еще одним и с контрактником. Попадали все и лежим. Там тоже наши оборону заняли. Короче, такое ощущение было, что некуда бежать. Лежишь такой...
Я уже гранату достал, чеку вытащил. Лежу, думаю, все — буду гранатами откидываться. Лежал, лежал, потом думаю, чего лежать? Гранату запихал обратно и побежал наверх. Смотрю — Горелый сидит и орет. Подбегаю, смотрю, Шульгов рядом лежит, из нашей группы. Ему в спину попали, входное отверстие маленькое, а спереди... вывалилась вся требуха. Сложили аккуратно, олимпийку натянули, говорю: «Подай мне на спину». И побежал с ним вниз. Добегаю, где лежал прапорщик Терешкин, рядом Шульгова положил. Хотел назад идти, смотрю — снизу «витязей» отряд поднимается. Мы сначала думали — чеченцы, приготовились бой вести. Они стали кричать: «Братаны! Москва! Все нормально!». Спрашивают: «Где бой?». Мы: «Там, выше». Они как туда ломанулись. А мы взяли прапорщика Терешкина на палатку и побежали вниз.
Засунули в БТР его, потом принесли раненного в живот из четвертой группы и старшину нашего, Старичка, его уже перевязали, но он белый весь. Засунули и их. Я вместе с ними поехал — держал Терешкина. У него еще был пульс, когда тащили в БТР, а когда привезли, сказали — все, нет ничего...
Бессмертие
Генерал Романов потом скажет командиру отряда «Росич»: «Если бы вы не продержались на Лысой, наша бригада в Бамуте была бы уничтожена...»
«Росич» продержался ценою жизни десяти своих парней. Четверо стали Героями России посмертно:
старший лейтенант Михаил Немыткин,
лейтенант Андрей Зозуля,
прапорщик Олег Терешкин,
рядовой Рафик Кадырбулатов.
Они сковали силы боевиков, отвлекли их от самого Бамута, где, зажатые в межгорье, сражались подразделения бригады оперативного назначения. Втянутые в бамутский треугольник войска оказались под огнем с господствующих высот, среди которых гора Лысая — важнейшая. Не выигранный бой — еще не значит проигранный. Наверное, в таких случаях и говорят: цену жизни спроси у мертвых...
В отряде «Росич» никто из тех, кто был в бою на Лысой, не спросил: «Ради чего мы это делали?» В спецназе привыкли выполнять даже невыполнимый приказ. А в войсках давно уже сложилось мнение, что спецназ все может. Тот же генерал Романов, любимый войсками командующий, умница и прозорливец, когда будет подводить с командиром отряда итоги того боевого дня, задаст горький риторический вопрос: «А кого бы я послал?»
18 апреля 95-го нашли подтверждение, подтверждение на крови, непреложные суворовские заповеди «Сам погибай, а товарища выручай», «Нет уз святее товарищества». «Росичи» не сделали в том бою ни одной ошибки. А потери понесли только потому, что не хотели оставить на поле боя своих раненых и убитых братишек. И погибали геройски сами...
Да, ввязались в бой с превосходящими силами противника, пытаясь выручить солдат. Миша Немыткин сказал первым: «Отходить не буду, у меня нет солдата!» Отдал свою станцию Олегу Терешкину и пополз влево вверх по высотке. Там выстрелы. Старичок вызывает: «Миша! Миша!» Нет ответа. Снизу: «Отходите!» А как отойдешь, когда кругом бой, когда людей нет? Старичок с Терешкиным пошли влево вверх. И пошла карусель!.. Подскочил капитан Виталий Цымановский: «Где ребята?» А хрен поймешь! Вон поволокли Зозулю... Цымановский — Терешкину: «Олег, за мной! Вперед!» Старичок только и успел крикнуть: «Виталя, смотри, везде прострел...» Еще увидел, как откатился Олег, а Цыма застыл на месте...
Унсовец, украинский наемник, воевавший на стороне дудаевских боевиков, в своих мемуарах, опубликованных журналом «Солдат удачи», вспоминает-бредит по поводу бамутских дел: «В батальоне (чеченском. — Б.К.) имелись и две радиостанции «Кобра». Они были захвачены в ходе успешного боя с «Витязем». Это элитное подразделение поразило всех совершенно «киношной» тактикой. Шли, как каппелевцы в психическую атаку: в полный рост, клином, с боков бронетехника. Потом на поле боя я насчитал до 20 убитых и тяжелораненых».
Тут только и сказать, что в огороде бузина, в Киеве дядька, да к тому же дядька этот шибко пьян, с больным воображением, да еще врун изрядный... Ну его к лешему! Да вот обидно, что бредни его растиражированы, крик «диких гусей» украинско-чеченской породы разнесся, оскорбляя память истинных солдат России.
Да, и лейтенант Зозуля, и прапорщик Терешкин поднимались в полный рост и шли в свою последнюю атаку с отвагой. Они сознавали, что настал их срок «чужие гасить амбразуры». Потому — Герои.
Бамутские боевики сами признали во всеуслышание — против них на Лысой горе бились настоящие воины, настоящие мужчины. Похвала врага — не истина в последней инстанции, но такие слова вряд ли говорятся из лести...
Старшина Старичок, Ромка Пьянков и другие бойцы, раненные в том бою, попали в свердловский госпиталь. Майор Петрушин после похорон Олега Терешкина заехал навестить боевых друзей. Рассказал, как прощались с земляком в Свердловске-45. Был в этом городе один-единственный Герой Советского Союза — Сиротин, за ту войну Золотую Звезду получил, за Великую Отечественную. Теперь вот и Герой России покоится в уральской земле. В пожарной части, где Олег служил после срочной, сделали мемориал в его честь. В боевом расчете при выезде на пожар место Терешкина никто не занимает — будто в отпуске сегодня Олег, будто на днях выйдет... Приказом министра внутренних дел России прапорщик Олег Викторович Терешкин навечно зачислен в списки своего отряда. И в отряде «Витязь» он навсегда свой. «Витязи», участники того легендарного боя, когда вспоминают, сокрушаются об одном — не смогли вытащить из того пекла всех своих братишек...