Майор Беляев. Заговоренный мужеством

Вы, Андрей Васильевич, были сапером от Бога. Специалистом высшей пробы. И искусство ваше — смертельно опасное, где грань между жизнью и смертью предельно ясна, ощутима: одно неверное движение пальцев, снимающих взрыватель, и... —искусство ваше было сродни искусству великого пианиста, художника, ювелира. Странно сравнивать машинки смерти с живыми существами, но все, кто вас, майора Беляева, знали, не могли не удивляться тому, как вы обращаетесь с минами. И как они, будто домашние животные, реагируют на ваше прикосновение, становясь ручными и безопасными. До поры, конечно...

Нам сейчас уже не узнать, какое количество нервных клеток сгорело в вашем большом теле. Сколько ушло их сквозь напряженные пальцы на громоотвод растяжек. Что стоило вам каждый день подходить к той последней грани, сохраняя при этом неизменную улыбку на красивом открытом лице и ледяное спокойствие в душе... Высокий профессионализм без ежедневной изнуряющей работы по самосовершенствованию, конечно же, невозможен. Как невозможен и без твердой уверенности в единственном, правильно выбранном пути. Эта уверенность была с вами до конца... До 28 октября 1995 года, когда ураганным огнем под чеченским селом Алхан-Юрт вас сбросило с БТРа. Вы, сапер, погибли, так и не совершив той единственной ошибки, что дамокловым мечом висит над каждым из вашей профессии... Ваша репутация, Андрей Васильевич, осталась незапятнанной...

Свой путь в жизни вы выбрали сами. Этот путь стал вашей судьбой, в которую вы всегда верили. Так же, как всегда верили в себя. Эта вера помогла вам поступить в Тюменское высшее инженерное училище. Даже несмотря на то, что родители были против. Еще бы! Ведь в семье никогда не было кадровых военных. Но вам всегда хотелось настоящего мужского дела — как раз такого, которое может дать армия. По распределению попали во внутренние войска — в подмосковную дивизию Дзержинского. Затем Урал. А чуть позже — Северный Кавказ. От уральской жизни остался светлый эпизод — исправив жизненную ошибку, вы за одну новогоднюю ночь сумели влюбить в себя девушку, которая вскоре стала вашей второй женой. Девушку с чудесным, почти божественным именем — Анжелика. Позже она подарила вам дочь и сына. Но это будет позже, а тогда, в 93-м, вы отправились в зеленокумский оперативный полк внутренних войск на место начальника инженерной службы. С первых же дней закружило по полной программе. Свой боевой путь вы начали с осетино-ингушского конфликта. Кто знал тогда, что вскоре регион будет пылать чеченским пожаром... Все только начиналось...

Перевод на Северный Кавказ стал для вас действительно началом. Началом настоящих дел, о которых вы всегда мечтали. Помните, Андрей Васильевич, как в части вы начали создавать инженерно-саперную роту, которая через короткое время стала гордостью и полка, и дивизии? Как подбирали туда солдат, каждый из которых становился для вас почти сыном? С ними вы пропадали на занятиях, им преподавали нелегкую саперную науку. Часто не на полигонах, а в реальных боевых условиях. Благо возможностей в воюющем округе было хоть отбавляй. Уже тогда вы стали для молодых пацанов тем командиром, которого между собой они называли батей, которому верили во всем и уважали безмерно. Вы научили их быть хозяевами своих эмоций. Ведь железные нервы для сапера — самый главный инструмент.

Некоторых ребят вы ценили особенно. За желание учиться, за несомненные способности, талант. Сергей Малов, Андрей Грищенко, Женя Рязанцев — их научили вы всем тонкостям своего ремесла, им доверяли самые сложные дела, при этом всегда находясь рядом. А ребята и вправду вытворяли такое! Андрей Грищенко в вашем присутствии разбирался с хитроумной адской машинкой. Разбирался долго и кропотливо, но снял взрыватель, обезвредив мину. И в ту же секунду отлетел в сторону. Хорошо вы, Андрей Васильевич, приложили парня по уху! И сразу объяснили, что именно с этой миной возиться было нельзя, точнее, смертельно опасно. С сюрпризом же! Обезвредить ее нужно было только одним способом — подорвав. Даже выругались тогда сгоряча: «А ты, специалист х..., руками решил с ней разобраться. Разобрался, конечно, молодец, делал все очень талантливо, но ухо свое помни и меня лишний раз не нервируй». Все это время вы молча стояли рядом с солдатом, боясь отвлечь парня и поколебать его уверенность...

Талант

В Чечню полк входил 11 декабря 1994 года. Конечной точкой боевого похода стал Грозный. В остывшем к марту 95-го после зимних боев городе полк занял свою «жилплощадь». Ох и беспокойная жизнь началась! К месту дислокации части примыкал большой завод. С высоченных корпусов все расположение было как на ладони. Боевики, естественно, пользовались этим и вели регулярный обстрел. Особенно досаждали снайперы. Ближе к вечеру высунуться на улицу из укрытий было совершенно невозможно, о ночи и говорить не приходится. Появилось много раненых. Каждый день — 3-4 человека. Проблему необходимо было решать быстро и кардинально. Что с успехом и сделал майор Беляев.

На завод он ушел с «охапкой» мин. Возился долго, устанавливая кружева растяжек, маскируя их. Вернулся довольным — хитросплетения минных ловушек в цехах завода должны были вскоре себя оправдать. Всю ночь просидел в своем укрытии, вслушиваясь в тревожную темноту. Лай голодных собак сливался с сухим кашлем автоматных очередей — звуки для грозненской ночи вполне привычные. Однако близких взрывов не было... Утром он пошел по местам минирования. Все хитроумные паутины растяжек были аккуратно перерезаны, а некоторые мины сняты. Беляев удивленно хмыкнул — нельзя было не отдать должного чеченскому специалисту: тот поработал умело и виртуозно. Профессионально. Но это лишь подстегнуло Андрея Васильевича: «Тягаться, значит, со мной вздумал чеченец, ну что ж, поиграем в кошки-мышки».

Следующей ночью Беляев наконец-то услышал то, что хотел. Череда близких взрывов сотрясла палатку, где ночевали его ребята. Все они повскакивали с лежаков: «Нападение?». Командир успокоил своих саперов: «Нормально, пацаны, это мои игрушки сработали. Утром пойдем посмотрим».

А посмотреть было на что. Беляев со своими ребятами насчитали не меньше десятка мест, где боевики отдали аллаху свои души. Трупов, однако, не нашли. За ночь чеченцы сумели утащить их с завода. Беляев, поглаживая усы, довольно улыбался. В одном месте нагнулся и поднял перерезанную проволоку. «Хоть специалист у чеченцев в прошлые ночи и хороший был, да вот только не понял он, что я одним почерком не работаю...» Переиграл он своего визави. И переиграл вчистую, творчески подойдя к решению сложного вопроса. Еще несколько ночей на заводе гремели взрывы. После этого чеченцы на нем не появлялись, обстрел расположения части прекратился...

Когда я сравнил искусство сапера с искусством пианиста, то подразумевал почти буквальное сходство. Во всяком случае, в отношении Беляева оно было именно таким. В своем укрытии он установил «рояль». Именно так он называл самолично изготовленный пульт управления минными полями, что его рота расставила на всех подходах к району дислокации полка. Каждая мина на этом «рояле» имела свою клавишу с порядковым номером. При любой угрозе нападения адский инструмент приводился в действие. В эти мгновения Беляев был похож на пианиста, легким движением пальца нажимавшего ту или иную клавишу. «Точка 21. Привет вам от «Весла». Тик-так». Когда в полковом радиоэфире слышали этот позывной, то предпочитали пригнуть головы пониже, а то и вообще залечь — все знали, что Беляев сел за свой «рояль» и начал исполнять партитуру для «духов».

За тот, мартовский Грозный Андрей Васильевич получил свой первый орден Мужества.

О том, кем и чем были вы, Андрей Васильевич, для полка, свидетельствует один красноречивый факт. Горький факт. Ваша гибель в октябре 1995 года стала шестой потерей для части с начала чеченской войны, а это без полутора месяцев год. 9 мая 1996 года в вашем родном полку состоялось открытие монумента с именами павших зеленокумцев. Их на камне обелиска было уже 39. За семь месяцев после вашей гибели пали на поле боя 33 однополчанина. В конце чеченского похода этот скорбный список вырос до 61 человека... Может быть, и неверно проводить столь четкую параллель между вашей гибелью и последующими потерями полка. Но зная, как вы со своими ребятами работали на той войне, нельзя не признать, что с вами полк чувствовал себя спокойнее, защищеннее. Каждую ночь вы минировали все подходы к расположению, все лазейки, все тропки. И тогда уж не то что чеченец, а и мышь не могла проскочить сквозь минную западню. Утром же снимали одну за другой установленные лишь на ночь мины-ловушки, мины-сюрпризы, растяжки... Вы не позволяли себе расслабиться даже на минуту, зная, что беда в расположение полка может прийти за доли секунды...

Тяжкой потерей стала ваша гибель и для родной инженерно-саперной роты. Команда фанатиков, которую вы сколачивали так долго и которая была вашим любимым детищем, потихоньку развалилась. Без вас, бати, отца-командира, рота стала другой. Ушли лучшие. Другого такого Беляева не нашлось.

Да и мог ли найтись? Кто, кроме вас, мог месяцами не вылезать из Чечни только потому, что боялся оставить своих ребят? «Как же я брошу моих мальчишек, когда вижу, что хорошей замены не будет?» — эту фразу вы повторяли своей жене всякий раз, когда она, уставшая от долгой разлуки, с двумя детьми на руках, просила вас хоть ненадолго остаться с семьей. Отдохнуть от войны. И даже когда это получалось — то мыслями, сердцем вы были там, в Чечне, со своими ребятами.

А помните тот день, когда в кругу семьи и друзей-однополчан вы обмывали свой первый заслуженный крест? И вдруг произнесли фразу, которая так огорчила вашу жену, — она в слезах выбежала из-за стола. Вы сказали, что любите своих мальчишек-саперов больше, чем своих детей... И тут же вышли утешать Анжелику, найдя слова, которые она, жена офицера, не смогла не понять: «Ты пойми, у моих детей есть мать, которая, я знаю, никогда не даст их в обиду, защитит даже тогда, когда рядом с ними нет меня. А с этими ребятами, за которых я на этой войне в ответе, рядом нет ни матери, ни отца. Я должен им заменить родителей. Кто же другой это сделает?»

Вы не умели жить в мирной обстановке. Не умели, потому что знали: в это время там, в Чечне, гибнут ребята, рядом с которыми нет вас. Поэтому исколесили всю Чечню не только со своим полком, но и с другими частями в качестве приданного специалиста. Война затягивает и для некоторых становится почти наркотиком. Таким «диким гусям», чтобы нормально дышать, надо уколоться войной... Вами двигало другое. Внутренняя убежденность, что своим опытом, своими знаниями вы можете спасти в кровавой мясорубке жизни молодых парней, своих мальчишек. Потому рвались туда, надоедая командирам бесконечными просьбами отправить в Чечню. Наверное, и вам иногда было страшно, хоть всем и всегда вы повторяли, что чувствуете себя заговоренным. И порой вправду поражали всех какой-то необъяснимой верой в то, что останетесь живы при любых обстоятельствах.

Риск

После Грозного Беляева встречал Бамут. На одной из операций по инженерной разведке местности его вместе с небольшой группой саперов боевики поймали в ловушку, обложив ураганным огнем. Ребята лежали, уткнувшись в теплую весеннюю землю, под свинцовым дождем автоматных очередей. Идти на прорыв бессмысленно. Маленькую группу боевики уничтожили бы перекрестным огнем мгновенно. В довершение ко всему, как назло, вышла из строя рация. Положение было хуже некуда. Смертельным было их положение. О том, чтобы сдаться, даже не думали. Не той закалки были саперы Беляева, чтобы отдавать себя в руки «духов». А вот продать свою жизнь подороже — это пожалуйста. Сплевывая хрустящую на зубах пыль, мочили в ответ, авось к аллаху пара-другая «волков» отправится.

На нашей позиции слышали, что неподалеку гремят выстрелы, понимали, что идет бой и группа Беляева наверняка нарвалась на засаду. Выходили в эфир, запрашивая по рации, что случилось. Ответом была мертвая радиотишина. Куда идти на помощь? Сколько боевиков ведет бой? Каково положение блокированных саперов? Ответов не было. А решение нужно было принимать немедленно. Спасать ребят. В это время вдруг кто-то увидел идущего вдалеке человека. Мужики, немало повидавшие на той войне, не могли поверить глазам: неторопливой походкой, держа автомат стволом вниз, по полевой тропинке шел майор Беляев. Тот, кого еще несколько мгновений назад уже считали почти потерянным для полка... Андрей Васильевич, дойдя до своих, быстро объяснил, что случилось, и через мгновение группа поддержки уже выдвигалась на помощь заблокированным саперам, которые упорно держали круговую оборону. Всыпали «духам» прилично, освободив из засады братишек, которые уж и не надеялись на то, что останутся в живых...

Зато майор Беляев верил в себя и в то, что и из этой заварухи обязательно выберется живым. И в один из моментов, когда стрельба ненадолго прекратилась, встал под прицелом боевиков во весь свой двухметровый рост, бросив на прощание ребятам: «Ждите меня с подмогой», — и не торопясь пошел к своим. Медленно пошел, уверенно. Боевики, увидев идущего по тропинке здоровенного бородатого мужика, приняли его за своего, даже кричали что-то, мол, дурак, пригнись, русские подстрелят. И спокойно пропустили мимо себя. Только выйдя за линию огня, Беляев вдруг почувствовал, как болят сведенные на спусковом крючке посиневшие пальцы. «Теперь только бы свои не подстрелили в горячке, — пронеслось в голове. — Ну давайте, ребята, смотрите на меня внимательнее, я же свой». Ребята его разглядели, а потом ошалевшими глазами смотрели туда, откуда пришел Беляев. Смотрели, силясь понять, как можно было так нагло пройти мимо смерти, под стволами «духовских» автоматов... Когда же все кончилось и все до единого саперы вернулись живыми, Андрей Васильевич позволил себе улыбнуться: «Я заговоренный, ребята. Вы же знаете». И еще сильнее уверовал в то, что его ангел на этой войне даже не парит, а ходит с ним совсем рядом.

За Бамут Беляев был представлен к ордену Мужества во второй раз. Домой же после прошедшей заварухи привычно коротко и скупо написал: «Здравствуйте, мои дорогие. Вот наконец-то едут машины в Зеленокумск, и я собрался написать вам письмо... Орден свой (первый орден Мужества, представлен к которому был еще в Грозном. — Авт.) я до сих пор не получил, но по-моему собираются представить к награде еще. Тут немножко себя проявил, все живы и здоровы...»

Этот случай любят вспоминать и в полку, и в дивизии ваши друзья, когда хотят подчеркнуть, каким Мужеством вы обладали. Мужеством, для которого и два одноименных ордена кажутся лишь скромной отметкой в наградном списке. Полковник Капишников, боевой друг, рассказывая о вас, Андрей Васильевич, горько качал головой: «Ведь никто не мог поверить в то, что Андрей погиб, — так все привыкли к тому, что пули Беляева не берут. Это была самая горькая потеря для полка. И на похоронах многие, не скрывая слез, плакали. Когда на поминках мы стали вспоминать разные моменты, вдруг поняли, что за все время службы Беляев ни с кем не поссорился. Таким вот бесконфликтным был этот здоровенный, отчаянный, храбрый до безумия и удивительно добрый человек». Плакали на похоронах и ваши мальчишки, вдруг ощутив, что рядом теперь никогда не будет человека, который заменил им на войне отца. За все время, что вы были с ними в Чечне, в инженерно-саперной роте не было ни одной потери... И вот она случилась, такая страшная...

Подвиг

28 октября 1995 года в полк, который к тому времени стоял снова в Грозном и был резервом командующего группировкой, поступила оперативная информация. Суть ее сводилась к тому, что в нескольких километрах от Черноречья у села Алхан-Юрт обнаружено два трупа российских солдат. Полк получил приказ выдвинуть в указанный район спецгруппу.

Колонна была сформирована быстро: БМП, БТР, зенитные орудия. На операцию взяли также разведчиков и саперов. Беляев, уже долгое время скучавший без настоящего дела — ВОРез есть ВОРез, настырно просился возглавить своих саперов. Все доводы о том, что и без него справятся, тем более и командир разведроты едет, даже не хотел слышать. Уговорил начальство. И обрадовавшись как ребенок, в полном боевом снаряжении, с титановым спецназовским шлемом (единственным в полку), «оседлал» БТР. Как это делал всегда — на башне первой машины, внимательно вглядываясь в каждый метр бегущей перед ним дороги. Цепкий глаз профессионала выявлял возможные места минирования, опасные участки. Рядом сидел комроты разведчиков. Его сектор обзора — по бокам колонны. Группа разминирования, что возглавил Беляев, разместилась в бронированном чреве боевой машины.

Выехали из Грозного и благополучно добрались до лесочка, в заросли которого уходила дорога. Здесь остановились. Стояли долго, информация то подтверждалась, то наоборот. Чеченцы явно хитрили. Это уже давно понял-почувствовал Беляев. Еще там, на базе. Оттого и вызвался идти на операцию. Надеялся, что опыт поможет выкрутиться — не дай Бог что случится — из переделки, в которую вот сейчас у леса будто заманивали колонну. В 16.00 после долгих раздумий (идти — не идти в «зеленку») группа все же двинулась по дороге. Как ни странно, лесок прошли спокойно. Чудовищное напряжение, что облаком витало над колонной, стало понемногу спадать. Все же на открытой местности проще. И вот когда все самое страшное уже казалось позади, головной БТР, идущий на удалении от основных сил, вдруг остановился как вкопанный. Это Беляев, сидевший на его броне, страшно кричал водителю: «Стой!!!» И в ту же секунду был изрешечен длинными очередями ДШК. Титановый шлем, что прикрывал голову, отлетел в сторону, пробитый и смятый чудовищным ударом... Колонна быстро развернулась к бою и открыла ответный огонь из всех стволов... Все было кончено быстро — огневые точки «духов» разметаны и уничтожены... Кроме погибшего Беляева был ранен еще один человек. Больше потерь не было. Возвращались обратно в тягостном молчании, везя домой недвижимого Андрея Васильевича... Те два трупа так и не нашли. Да уже ясно было, что чеченцы тщательно готовили ловушку, запустив дезинформацию.

Уже потом, когда немного улеглась горечь страшной потери, мужики снова начали восстанавливать картину движения колонны и последующего скоротечного боя. Вспомнив детали, вдруг отчетливо поняли, что не будь Беляева на первом БТРе, не останови он колонну, все 60 человек, что выехали на операцию, обратно бы не вернулись... Именно он увидел на невысоком холме, у подножия которого должна была через несколько минут пройти колонна, вырытые окопы с подготовленными огневыми точками. Еще несколько сот метров — и «духи» расстреляли бы колонну в упор, применив излюбленную тактику подрыва первой и последней машины... Андрей Васильевич скомандовал вовремя. Увидев, что боевые машины остановились, чеченцы в отчаянии открыли огонь. Выпущенная из крупнокалиберного пулемета очередь первым нашла Беляева. Позже, дома, в его большом теле насчитали 13 ран...

Своего второго ордена Мужества вы так и не дождались. А он пришел-таки. Пришел. Спустя полтора года после вашей гибели. Получала его ваша жена Анжелика в апреле 1997-го. Сейчас два серебряных креста хранятся у вас дома. Их очень любит разглядывать ваш сын — Артем Андреевич Беляев, четырех с половиной лет от роду. Помните, как вы радовались, что жена наконец-то родила вам сына, который обязательно должен пойти по вашим стопам, продолжить династию и фамилию. Огорчались, что круговерть войны совсем редко позволяла видеть Артемку, но вы знали и верили в то, что скоро, совсем скоро обнимете его после долгого отсутствия. Но лихая судьба с волчьим оскалом вычеркнула ваше имя из списков живущих на этом свете. Всего за три дня до празднования первого дня рождения вашего сына.

Вырос ваш сын. Эх, посмотреть бы вам на этого маленького богатыря, который уже за хозяина в доме. Вот и мне разрешил взять только три ваши фотокарточки — не больше. Выросла и ваша дочка Настенька. Ей уже шесть лет. Становится красавицей и все ждет вас из командировки. Верит в то, что как только перестанет болеть папина голова, он сразу вернется к маме, братику и к ней. Она-то вас еще помнит. Помнит и тот промозглый осенний день, когда вы неподвижно лежали в гробу, а голова ваша была покрыта тканью. «Болела, — говорит Настенька. — Очень болела». Не знает, правда, отчего.

Это знают ваша жена, родители, ваши боевые друзья и мальчишки — так вы называли своих солдат, которые всегда были вам как дети... Знают, что 28 октября 1995 года вы снова спасли от смерти ребят, на этот раз такой страшной ценой... Страшной, но не самой дорогой для вас. Ведь дороже своей жизни вы всегда ценили жизнь своих мальчишек... Они сегодня живут без вас...

P.S. Командование полка направило представление о присвоении Андрею Васильевичу Беляеву звания Героя Российской Федерации (посмертно). «В нашем полку никто больше него не заслуживал этой награды. Только Андрей», — это сказал мне в разговоре Александр Борисович Капишников, возглавлявший при Беляеве штаб полка. Было ясно, что оценивать мужество этого бесстрашного человека, в третий раз посылая представление о награждении одноименным орденом, бессмысленно. Ясно было всем, что таким мужеством, каким обладал Беляев, обладают только истинные Герои. Герои, которыми он так всегда восхищался на войне. Но вместо Золотой Звезды спустя полтора года бумажной волокиты из такой далекой Москвы пришел Указ о награждении Беляева орденом Мужества (посмертно). Кто-то решил, что раз уж товарищ майор при жизни не успел получить свой второй орден, к которому был представлен еще весной 95-го, то пусть он его и получает...

Что ж, вам, Андрей Васильевич, остается лишь гордиться тем, что людей, дважды награжденных орденом Мужества, в войсках сегодня даже меньше, чем Героев России...