Генерал Романов (подрыв 6 октября 1995 на площади Минутка)

Взрыв фугаса направленного действия, прогремевший в полдень 6 октября 1995 года в тоннеле на площади Минутка в Грозном, отозвался эхом в сердцах многих людей по всей России. Тяжело ранен генерал Романов! Человек, который действительно хотел прекратить эту бессмысленную кровавую бойню, переживавший как личную трагедию потерю каждого своего солдата.

Романова боготворили в Чечне именно за то, что солдаты никогда не были для него пешками в большой игре. Он не был паркетно-телефонным полководцем, многие решения принимал непосредственно на передовой. Его приказы и распоряжения всегда просчитывались до мелочей. Иначе и быть не могло, ведь он получил блестящее военное образование, окончив с отличием Саратовское военное командное училище и Военную академию им. М.В. Фрунзе, а затем и Академию Генерального штаба. Орден Красной Звезды, полученный им в мирное время, орден «За военные заслуги» под номером один и орден «За личное мужество» дорогого стоят.

Как подчиненные питаются, какое у них настроение — первые вопросы командирам, когда Романов приезжал в воинскую часть. Бывший командир «Витязя» Герой России полковник Александр Никишин рассказал такой случай. Как-то в их отряд, который выполнял задачи на востоке Чечни, прилетел Романов. С продуктами в тот период было туго, Анатолий Александрович это знал, поэтому и спросил:

— Чем бойцов кормишь?

— Картошкой, товарищ генерал.

— А где берете?

— У армейцев меняем или воруем, — честно признался Никишин.

— Постараюсь с продуктами помочь, героев твоих кормить надо. Люди у тебя золотые.

Спецназовцев в Чечне генерал всегда отмечал особо, они ему платили тем же: перед операцией в Самашках в апреле 95-го «витязи» наградили его святая святых — краповым беретом. Романов прекрасно понимал, как тяжко бывает спецназу на войне. Понимал, потому что сам посылал его в пекло.

14 апреля 1995 года после ожесточенного боя под Бамутом остались лежать на Лысой горе тела двух спецназовцев из софринской бригады внутренних войск. Романов, прибыв на место, лично поставил задачу софринскому спецназу: с боем вынести тела своих товарищей.

Искреннее, непоказушное уважение к людям, их труду всегда отличало Анатолия Александровича. Как-то раз, когда в Москве и с хлебом случались перебои, из теплых краев ему привезли сумку апельсинов. Рабочий день закончился, он вышел с сумкой к своей машине. И тут увидел группу солдат-первогодков. Подошел к ним и отдал весь пакет. Ребята застеснялись, а он: «Берите, берите, вам витамины сейчас нужнее».

А вот еще случай. В Чечне Романов приказал одному из офицеров отослать карты в Хасавюрт. Подполковник опоздал на вертолет и очень переживал, что не смог выполнить распоряжение. На вечернем совещании сидел как на иголках. Другой бы генерал устроил подчиненному вполне заслуженный разнос, а Романов, не называя фамилии подполковника, спокойным голосом призвал собравшихся добросовестнее относиться к выполнению своих обязанностей. После совещания сказал одному полковнику: «Ну накричу я на него, испорчу настроение себе и ему, кому лучше от этого будет? Я же вижу, что человек искренне переживает и вряд ли еще допустит проколы». На следующий день генерал вылетал на вертолете в какое-то село. Только прошел дождик, и Анатолий Александрович испачкал свои ботинки. Перед тем как залезть в «вертушку», командующий группировкой долго тер их о траву — не наследить бы.

В этих маленьких эпизодах весь Романов.

В Главном командовании внутренних войск помнят, как Анатолий Александрович получил очередное звание генерал-лейтенанта. Тогда он состоял еще в должности замкомандующего — начальника управления боевой подготовки. По старой офицерской традиции после окончания рабочего дня двухзвездный генерал пригласил в свой кабинет подчиненных. Угостил всех, сказал доброе слово. Это был, наверное, первый случай, когда генерал такого уровня отмечал свое повышение не в узком генеральском кругу, а вместе с теми, кому во многом был обязан своим очередным званием.

Мне посчастливилось встретиться с Романовым в Чечне в мае 1995 года. Как раз закончился односторонний мораторий на ведение боевых действий, cвязанный с празднованием 50-летия Победы. Высоких зарубежных гостей пытались убедить, что ситуация в Чечне нормализовалась, остались лишь «мелкие разрозненные кучки бандитов».

В этой командировке я побывал во многих воинских частях и у меня накопилось немало вопросов. Поэтому, возвращаясь на командный пункт в Ханкалу, хотелось поосновательнее побеседовать с командующим объединенной группировкой.

Когда же увидел Романова, то сразу понял: вряд ли стоит именно сейчас лезть в израненную душу со своими вопросами. Он выглядел очень уставшим человеком, страшно переживал, что солдаты продолжают гибнуть, а он, командующий, не может предпринять адекватных мер к распоясавшимся боевикам. Две недели политического маскарада, когда войскам попросту связали руки, стоили жизни двадцати двум военнослужащим внутренних войск, еще около ста человек получили ранения.

Отважился задать ему только один вопрос, который мне задавали повсюду на передовой: почему так мало награжденных? Солдаты и офицеры, как ни жутко это звучит, после шести месяцев странной войны уже привыкли оплакивать своих товарищей. Привыкли воевать раздетыми, разутыми, полуголодными. Так хоть бы награждали тех, кто несмотря ни на что мужественно делал свою страшную работу.

— Вы поймите, — после недолгого раздумья ответил Анатолий Александрович, — мы раструбили на весь мир, что в Чечне ситуация уже стабильная, почти не стреляют. Как в таком случае там, на самом верху, смогут объяснить десятки наградных указов, в каждом из которых мужество наших солдат, их кровь и пот? Как же обидно бывает за солдат, действиям которых с высоких трибун пытаются дать политическую оценку, причем зачастую беззастенчиво врут. Я многое могу стерпеть, а солдат нет. И никто не думает, где и в каком состоянии окажутся оболганные, оплеванные люди с боевым опытом после увольнения? Бездумными оценками мы накапливаем в них такую злобу... У меня от всего этого душа болит.

Незадолго до нашего разговора Анатолий Александрович в неофициальной обстановке беседовал с группой офицеров. Мне показали видеокассету с записью той беседы. Вот лишь некоторые его высказывания.

— Воюя с бандитами, мы должны гуманно относиться к мирному населению. Если мы бездумно разрушаем чей-то дом, который чеченский крестьянин собирал по кирпичику всю свою жизнь, человек озлобляется, автоматически переходит к Дудаеву. Если же нам удается решать вопросы мирным путем, это для Дудаева страшнее выстрела. Не зря он по телевизору назвал меня своим личным врагом.

— Трудно после стольких смертей убеждать людей, как необходимы мирные переговоры. Многие стремятся отомстить: кровь за кровь. Сколько было случаев, когда раненого солдата насильно заталкиваешь в вертолет, чтобы увезти в госпиталь, а он упирается: «Не поеду, что вы мне, товарищ генерал, доказываете. У меня друг Серега погиб...»

27 сентября 1995 года Анатолий Александрович отмечал свое 47-летие. В Ханкале, на командном пункте объединенной группировки федеральных сил. «Отмечал» — громко сказано. День рождения вообще мог бы пройти незамеченным, но друзья генерала решили по-своему. На видном месте повесили шуточную стенгазету с поздравлениями. Романов, увидев ее, с улыбкой произнес: «Ну теперь с утра придется праздновать». Когда на утреннем совещании его поздравили офицеры, Анатолий Александрович поблагодарил их за теплые слова: «Я искренне тронут вашим вниманием, огромное вам спасибо и позвольте мне тоже пожелать вам здоровья, удачи и, как мы все здесь привыкли говорить, — ни пуха ни пера. Можете к черту меня послать».

Во второй половине дня Романов вылетел в Москву. Ему очень хотелось встретиться с семьей, давно уже не видел жену и дочку. К тому же в столице накопилось много дел, требовавших немедленного решения. Когда он подъезжал к дому, позвонил из машины жене, которая и мечтать не могла увидеть мужа в этот день: «Лариса, слышишь, машина с мигалкой едет, это я». Вечером собрались друзья и не расходились до тех пор, пока Анатолий Александрович не угостил их кофе собственного приготовления. Дома, когда выдавалась свободная минутка, он очень вкусно готовил мясо. А вообще никогда не был особенно прихотлив в еде, не отличался и «новорусскими» замашками: «мерседесы», дачи и квартиры не коллекционировал. Дома генерал погостил дня три и снова улетел в Чечню.

На служебном совещении 5 октября 1995 года генерал Романов отметил, что обстановка в Чечне в самое ближайшее время может обостриться. По данным разведки, готовится целая серия террористических актов и диверсий против подразделений федеральных войск.

На следующий день на него было совершено покушение. Страшная весть распространилась мгновенно: генерал Романов получил тяжелейшие ранения — черепно-мозговую травму, проникающие ранения живота и грудной клетки, контузию. В результате взрыва погибли его помощник полковник Александр Заславский, водитель рядовой Виталий Матвиенко и один из бойцов отряда спецназначения «Русь» рядовой Денис Ябриков. Ранения и контузии получили еще 15 военнослужащих внутренних войск, сопровождавших колонну.

Вот как вспоминает о том страшном взрыве командир группы сопровождения Романова офицер отряда спецназначения «Русь» Сергей Г.:

— Команда на выезд поступила внезапно, время было около 13 часов. На командном пункте мне сообщили, что ехать предстоит к Дому правительства. Туда можно было добраться по четырем маршрутам, у нас они так и назывались: первый, второй и так далее. Я предложил ехать 4-м. Он — самый длинный, но наиболее безопасный. Однако настаивать я не мог, поэтому, когда генерал Романов через своего помощника передал, что очень торопится на встречу и надо ехать самым коротким маршрутом, мне пришлось подчиниться. Минут через пятнадцать вышли за КПП: впереди мой БТР, за ним «уазик» с Романовым, Заславским и нашим бойцом рядовым Ябриковым, который постоянно держал со мной связь по рации. Замыкали колонну еще один «уазик» и два бэтээра. Шли мы со скоростью 80 километров и перед мостом на площади Минутка тормозить не стали, хотели быстро его проскочить. И тут рвануло. Я слетел с бэтээра и потерял сознание. Был ли этот взрыв покушением именно на Романова, не знаю. Потом мне рассказывали, что якобы был заминирован и 4-й маршрут...

Сразу же после трагедии выдвигалось несколько версий, кто мог исполнить этот теракт. Точнее, кому было выгодно нейтрализовать Романова.

Бывший главком внутренних войск генерал-полковник Анатолий Шкирко в беседе со мной предположил, что Романов оказался случайной жертвой теракта. Произошел именно тот случай, который бывает на любой войне. Безусловно, провокация готовилась, но ее исполнители не рассчитывали, что подорвется именно командующий объединенной группировкой. В пользу этой версии говорит и то, что поездка Романова на встречу с Русланом Хасбулатовым не планировалась. Решение было принято спонтанно, хотя, безусловно, утечку информации полностью исключить нельзя.

Версий много, каждая имеет право на существование, однако правду мы вряд ли когда-нибудь узнаем. По словам Шкирко, хоть уголовное дело по факту теракта и было заведено, однако следствие, по сути, не велось. В той обстановке оно было почти невозможно, а сейчас и подавно. Генпрокурор России Юрий Скуратов, отвечая на мой вопрос о ходе следствия, откровенно признался: «Пока федеральные войска находились в Грозном, были очень неплохие возможности для раскрытия этого дела. Сейчас же реально российская прокуратура своей юрисдикции на территории Чечни не осуществляет...».

Итак, взрыв прогремел. Раненый генерал срочно нуждался в эвакуации. Сейчас трудно установить, почему для этого нужно было вызывать «вертушку» из Беслана. Обычно при штабе группировки дежурили свои вертолеты. Но подполковнику Михаилу Карамышеву поступил приказ: срочно вылететь в Ханкалу и забрать 18 раненых, 12 из которых тяжелые:

— Только я совершил посадку, как прибегает весь взмыленный офицер дежурной службы, кричит: «Сейчас Романова повезешь!».

Я понять не могу: вызывали забирать раненых, а нужно куда-то с командующим лететь. Потом смотрю, несут носилки с несколькими тяжелоранеными. Среди сопровождающих командующий авиацией генерал Якунов. Глаза у него бешеные, мой доклад не слушает, да и вообще не узнает меня. Быстро занесли носилки, и Якунов мне: «Лично доложишь, когда доставишь! Лично!» Хотите верьте, хотите нет, но я так и не сообразил, что один из раненых — генерал Романов. Даже подумать не мог... Посоветовался с экипажем, как лететь. Если через Грозный, то это тридцать две минуты, а если напрямик, то семнадцать. Только лететь через Бамут, а там в любую секунду легко пулю схватить. И все-таки решили рвануть напрямик. Шпарили на такой скорости, на какой нельзя — за 300 км в час. Над Бамутом нас обстреляли, да еще коршун врезался, фару погнул. Но, видно, Бог был в тот день на нашей стороне. Долетели за 15 минут. На аэродроме подбежал врач, посмотрел и говорит: «Еще бы минут десять, и можно было уже не спешить...» Только там я и узнал, что эвакуировал генерала Романова.

Примерно в 15 часов из информационного сообщения узнали о случившемся жена Анатолия Александровича Лариса Васильевна и дочь Виктория. С этого момента для них наступили черные дни.

— Самая страшная ночь для нас была с 6 на 7 октября, — вспоминает Вика. — Не знаю, как мы с мамой пережили ее. Теперь нас спасает только работа, там хоть чуть-чуть отвлекаешься. Конечно, помогают друзья. Сейчас папа уже способен по-разному реагировать на людей, которые к нему приходят. Я читаю ему газеты, мы смотрим телевизор, слушаем музыку, если он устает, дает мне это понять. Обижается, если меня долго нет...

По словам лечащих врачей генерала, общее состояние Анатолия Александровича удовлетворительное. Из комы он вышел, реагирует на внешние раздражители, однако четких критериев сознания до сих пор нет. Процесс лечения продлится не один год, но, учитывая положительную динамику восстановления, есть надежда на лучшее...

Дай вам Бог здоровья, Анатолий Александрович!